Суровый ветеран Макрон поджал губы.
– Все предельно просто, – сказал он. – Они собрали мужчин из окрестных деревень. Видишь группу возле лошадей? Около стены со щитами и копьями. Ставлю десять денариев против одного: это не охотники. – Он помолчал, оценивая силу противника. – Их не больше пяти или шести сотен. Сейчас нам ничего не грозит.
Катон кивнул. Форт, в который их направили, находился в десяти милях к востоку, имел удачное расположение, к тому же его охраняла когорта Макрона из XIV легиона и его собственная, наполовину конная вспомогательная когорта. «Кровавые вороны» – так их называли из-за рисунка на знамени – когда-то были кавалерийским отрядом. Однако недавняя кампания в горах на западе провинции привела к потере множества лошадей. В Лантуме напряженно готовили новых, но сейчас было трудно найти животных, которые удовлетворяли бы требованиям армии. В результате половина солдат Катона стала пехотинцами, и всю когорту отправили на охрану границы новой провинции императора Клавдия. Новобранцы заполнили поредевшие ряды обеих когорт, и теперь их состав был практически таким же, как перед кампанией против горных племен. Четыреста легионеров и почти столько же солдат вспомогательной когорты могли не опасаться отряда, собиравшегося в поселении.
Таким образом, возникал вопрос:
– Интересно, что они намерены делать? – Катон переглянулся со своим подчиненным и увидел, что мысли Макрона текут в том же направлении. – Я отправлю послание легату. Возможно, он получает такие же сообщения из других передовых отрядов на границе. Тогда, похоже, друиды снова в деле и нас ждут очередные проблемы.
– Ублюдки, – прошипел Макрон. – Проклятые друиды… Неужели волосатые засранцы не знают, когда нужно сдаться?
– Это их земля, Макрон. И их народ. Ты думаешь, мы бы вели себя иначе, оказавшись на их месте?
– Если б мы были на их месте, легионы не смогли бы высадиться на остров.
Катон рассмеялся. Уж очень забавным ему показалось высокомерие друга.
– Меня восхищает твоя высокая оценка нашей воинской доблести, но я сожалею о полном отсутствии у тебя способности к сопереживанию.
Макрон фыркнул:
– Теплые чувства, которые я испытывал к волосатым варварам, исчезли очень давно, как раз в то время, когда им не хватило ума понять, что нас не одолеть.
– Однако они не раз были близки к победе.
Макрон приподнял бровь:
– Как скажете, господин префект.
– К тому же они оказывают нам сопротивление на каждом шагу… – Катон вздохнул: – Прошло почти десять лет с тех пор, как здесь высадилась наша армия, но мы все еще далеки от того, чтобы полностью взять провинцию под контроль. Конечно, нам не слишком помогает то, что мы обращаемся с местными жителями, которые могли бы встать на нашу сторону, как со скотом.
Его спутник бросил на него усталый взгляд. Макрон уже не раз слышал подобные рассуждения от своего молодого друга, но объяснял их чрезмерным увлечением греческой философией и, как следствие, тенденцией все усложнять. «К тому же грекам их философия пользы не принесла», – подумал Макрон. Их земли стали провинцией Рима, такая же участь ждет и Британию.
Он откашлялся, прежде чем ответить.
– Мы будем относиться к ним лучше, как только они перестанут вести себя, как животные, и примут наши обычаи. Но сначала нам придется взять в руки палку, чтобы их вразумить. – Он ткнул большим пальцем в сторону селения. – И начать нужно с друидов. Я тебя уверяю, наша задача сильно упростится, как только мы прибьем к кресту последнего из ублюдков и оставим его там умирать.
– Может быть, – задумчиво ответил Катон.
Ненависть Макрона к культу друидов имела под собой солидные основания. Несмотря на разобщенность племенных королевств, половина из них заключила союзы с римлянами еще до того, как первый легионер ступил на их берега, но все они в благоговении склонялись перед друидами и были весьма восприимчивы к призывам к восстанию против захватчиков.
Катон знал, что даже сейчас большинство покоренных племен поглядывает на друидов и мечтает о продолжении борьбы. Многие из воинов уходили в горы, где присоединялись к тем, кто сражался с римлянами. Положение обострилось после смерти губернатора провинции. Осторий был старым, опытным военачальником, когда его отправили в Британию. Слишком старым, как выяснилось впоследствии. Война с горными племенами так его утомила, что во время очередного совещания с командирами у него случился удар, а еще через месяц он умер.
Это случилось в самое неподходящее время. Легионы только что одержали трудную победу над местными воинами. Их вождь Каратак попал в плен, его отправили в Рим вместе с семьей, и боевой дух варваров был сломлен. А потом губернатор умер. Друиды сразу ухватились за это и заявили, что им явлен знак богов, римляне прокляты и племена должны продолжать сражаться, поскольку боги на их стороне.
На сторожевые заставы на границе начались нападения, на обозы и патрули устраивались засады, и армии пришлось отступить на территории, которые было удобнее защищать и которые граничили с землями силуров, ордовиков и декеанглиев. Отсутствие единоначалия подорвало положение римлян; новый губернатор мог появиться не раньше весны. Но они получили новые доказательства того, что племена готовятся к войне.
– Я видел вполне достаточно, – сказал Катон. – Пора возвращаться.
Они осторожно отползли к деревьям и, как только оказались в тени, поднялись на ноги и поправили ремни с мечами и плащи. Уже начался листопад, землю накрыл красно-коричневый и желтый ковер, ветер шелестел в кронах, заставляя трепетать оставшиеся на ветвях листья. Катон, более высокий и худощавый, чем его друг, содрогнулся. Перспектива провести долгие зимние месяцы внутри форта, которому какой-то шутник из окружения губернатора дал имя Imperatoris Stultitiam, Причуда Императора, его совсем не радовала. Шутка из тех, что обретают долгую жизнь, и теперь форт назывался так во всех официальных документах. «Зимний климат на острове и без того весьма неприятен, – подумал Катон, – а здесь, в горах, всегда стоит холодная, сырая и ветреная погода».
Он мечтал об Италии с ее более мягким климатом, не говоря уже о том, что в доме, купленном им в Риме, его возвращения ждала жена. Вероятно, Юлия уже родила их первенца, и Катон с нетерпением ждал от нее письма. Пройдут месяцы или даже годы, прежде чем в Британии наступит мир и можно будет попросить разрешения вернуться в Рим, поэтому он уже принял решение написать Юлии, чтобы она перебралась на остров.
Первые города новой провинции быстро росли, и, хотя оставались примитивными, здесь можно было жить, пользуясь подобием цивилизации, имеющейся в других частях империи. К тому же они с Юлией будут чаще видеться, и Катон сможет насладиться прелестями домашней жизни, о которой мечтал с того момента, как получил известие о беременности жены.
