Но браки, как известно, свершаются на небесах, и никто в тот момент, по–видимому, не думал о там, как тесно нить судьбы московской княжны Олены сплетется с нитью судьбы будущего великого князя литовского, а в последствии короля Польши Александра и какие последствии это сплетение будет иметь для судеб этих трех стран…
Шестого января 1495 года после подписания мирного и брачного договоров приехали в Москву сопровождать невесту в путь к жениху послы литовские: кастелян виленский князь Александр Юрьевич Ольшанский (младший брат казненного в 1481 г. за участие в заговоре против короля Казимира князя Ивана Ольшанского) и воевода Троцкий пан Яков Юрьевич Забережский представитель той самой литовской рады, которая, как сказали бы в XXI веке, «весь этот проект курировала».
Проводы княжны к жениху вылились в грандиозное празднество, и вот сегодня, 13 января, Великая княжна Олена перед отъездом вместе со своими родителями — отцом, Великим князем Иваном Васильевичем и матерью — Великой княгиней Софьей Фоминичной, сестрами, братьями всеми высшими боярами московскими в последний раз отстояла обедню в кремлевском соборе, построенном руками великого мастера Аристотеля Фиорованти.
После окончания богослужения Великий князь Иван Васильевич, призвав литовских послов, обратился к ним прямо в церкви, стоя у правых ворот и просил их еще раз напомнить своему брату (и отныне зятю) Великому князю литовскому Александру, чтобы тот беспрекословно соблюдал подписанные договоры, снова особо подчеркнув, чтобы супругу свою к переходу в латинскую веру не уговаривал. После этого Иван Васильевич вместе с Великой княгиней, со своей снохой Еленой и внуком Дмитрием, провел свою дочь Олену под руку до самой тапканы на полозьях, и там передал ее руку литовским послам, которые уже от имени жениха усадили ее в этот разукрашенный зимний экипаж, в котором она должна была преодолеть неблизкий путь от Москвы до Вильно.
Однако и здесь родители не расстались со своей дочерью, а поехали провожать ее всем великокняжеским семейством до Дорогомилово.
Там праздновали еще четыре дня.
Каждое появление Олены на людях вызывало буйный восторг. Великая княжна очаровывала своей красотой, скромностью и тихой нежной улыбкой, которой она одаривала всех, выходя из своей тапканы. И хотя она из приличия держала в руках платок и иногда прикладывала его к глазам, в знак печали от разлуки с дорогими родителями, однако многие заметили, что на самом деле глаза Олены светились скорее радостью, нежели печалью; казалось она ждет не дождется, когда, наконец, эти длинные проводы окончатся, и начнется для нее новая, иная жизнь….
Ей и на самом деле хотелось поскорее увидеть своего будущего мужа и город Вильно, а, переехав рубеж, она спрашивала себя с замиранием сердца, как бы не веря тому, что все это правда: «Неужели это все моя земля, неужели я теперь Великая литовская княгиня и это мое княжество — большее, чем княжество моего батюшки…».
Сопровождали Великую княжну несметное количество людей, среди которых были князья Семен Иванович Ряполовский с женой, Михайло Яковлевич с женой, Прокофий Зиновьевич с женой, дворецкий Дмитрий Семенович Пешков, дьяк и казначей Василий Кулешин, окольничие Петр Заболоцкий, Андрей Лапин, стольники Андрей Сабуров, Иван Морозов, — одним словом в свиту будущей Великой княгини входил целый двор, в том числе ясельничие, постельничие, истопники, а уж одних детей боярских перечислялось около ста фамилий…
И только одна фамилия нигде ни разу не упоминалась, и не входила ни в один из списков.
Тем не менее, человек этот ехал верхом рядом с тапканой самой Великой княжны Олены, и каждый раз, когда она садилась в нее или выходила, внимательно глядел по сторонам цепким быстрым взглядом опытного воина. Таким образом, всем, кто в этом разбирался, становилось ясно, что этот человек отвечает за личную безопасность будущей Великой литовской княгини, а людей, которые отвечают за чью–либо безопасность или выполняют какие–нибудь другие особые поручения, не включают в официальные списки и реестры.
Сама Великая княжна Олена, зная, что этот человек находится рядом, испытывала чувство спокойствия и безопасности.
Впервые она увидела его почти десять лет назад.
Тогда она стояла на строящейся кремлевской стене с матерью и глядела, как к московским воротам подъезжал какой–то смешной чужеземец, с которого порыв ветра сорвал парик, и его лысина так забавно сверкнула на солнце, что Олена, заливисто расхохотавшись, невольно отступила и упала вниз с высоты пяти саженей[1].
Но случилось чудо: проходивший в это время под стеной человек подхватил падающую девятилетнюю княжну на руки.
Со всех сторон к ним устремились придворные, слуги, стражники, строители и сама Великая княгиня Софья, запыхавшись, сбегала вниз по лестнице, на ходу крестясь, и благодаря Бога.
В те несколько коротких мгновений, когда княжна Олена оставалась еще наедине со своим спасителем, она успела обменяться с ним несколькими словами:
— Похоже, что ты спас мне жизнь…. Как тебя зовут?
— Василий Медведев, княжна.
— Я не забуду.
И она не забыла.
Когда десять лет спустя дворянин Василий Медведев, выполнивший для ее отца, Великого князя Ивана Васильевича, ряд тайных и порой опасных секретных поручений, вдруг впал в его немилость, Великая княжна, уже готовясь к отъезду, приняла Медведева в свою свиту.
Медведев же, попросил ее разрешения взять с собой нескольких его служилых людей, которые ему — или точнее самой княжне Олене — могут, оказаться очень полезными, и княжна сразу охотно согласилась. Двое из них и сейчас были здесь — совсем рядом.
Вера — новая горничная будущей великой княгини, ехала вместе с ней в тапкане, и повсюду, где только бывала Олена, не оставляла ее одну ни на минуту, а во время остановок пробовала первая любую еду и питье, которые подавали великой княжне. Такое задание было поручено ей самим Медведевым и она выполняла его так же старательно, как выполнял свое, ее муж Алеша.
Алеша, был несколько дальше от княжны Олены, чем его супруга, — он находился в обозе слуг бояр и придворных, сопровождающих Олену, и сам был одет, как слуга, ничем не выделяясь из той среды, где ему поручил находиться Медведев, который был как всегда прав — слуги знали и видели порой гораздо больше хозяев…
Вот и сейчас на первой же остановке, после пересечения литовской границы — в Смоленске, Алеша условным стуком постучал в дверь комнаты в доме старосты, куда поселили на постой Василия.
Заранее было условлено, что если Алеша обнаружит что–либо, достойное внимания, он тут же найдет способ сообщить об этом Медведеву.
