— Эй, парень, где поворот на Челтнем-роуд?
Уолтер начал ему быстро отвечать, не выходя из тени, но в этот момент к сквайру подъехал другой всадник. Под тяжелым меховым капюшоном зеленел шарф и сверкали самые прелестные в мире синие глаза. Это была Ингейн!
— Уолтер из Герни! — воскликнула девушка. В ее голосе, как всегда, слышалась насмешка. — Добрый Уолтер, что ты здесь делаешь? Может, ты так задержался, потому что погружен в молитвы? Тебе давно пора вернуться к книгам.
— Мне сказали, что вы минуете Оксфорд по пути из Лондона, — ответил студент.
— И ты ждал под дождем, чтобы увидеть меня? Было ясно, что девушка довольна услышанным.
Рукой в перчатке она отвела в сторону сползавший шарф и улыбнулась юноше.
— Мне твое внимание весьма лестно. Сэр клирик, подобная преданность более подходит тем, кто желает принять клятвы рыцарства.
Отец остановился с ней рядом и нахмурился, глядя на Уолтера. Лорд Тресслинга постоянно был навеселе, он дрожащей рукой вытер влагу со лба.
— Этот щенок из Герни! — произнес он, откинув голову назад, и громко захохотал. — Хорошенькая встреча! Можешь кое-что передать своему деду. Скажи этому старому скряге, что он зря теряет время. — Лорд Тресслинга обратился к дочери: — Дитя мое, сколько мне повторять, чтобы ты не унижалась подобным образом? Ты не должна замечать этого незаконнорожденного парня.
В Уолтере взыграла гордость, и он спустился по ступенькам вниз на улицу.
— Происхождение людей в Герни гораздо благороднее, чем в Тресслинге, милорд. Наша земля нам принадлежит более пяти столетий.
Лорд Тресслинга снова захохотал:
— Кукарекай погромче, молодой петушок. Ты не можешь сказать, что у тебя в венах течет благородная кровь. Дочь моя, поехали. Если мы будем ехать всю ночь, то вскоре прибудем в Тресслинг.
— Матушка плохо себя чувствует, — запротестовала Ингейн. — Ей следует передохнуть хотя бы ночью!
— Нас и так задержала эта отстающая карета, — ответил отец. — Мне надоело, что постоянно запаковывают и распаковывают вещи, вся эта суета из-за одеял и простыней, горячих травяных отваров и порошков! Я уже сказал, что мы продолжим путь!
Он повернулся к Уолтеру, чтобы сказать ему напоследок гадость.
— Парень, тебе повезло, что со мной нет моих слуг, в особенности Гуллена, чтобы он вбил в тебя чувство уважения. Посторонись!
Уолтер больше не мог сдерживаться:
— Я не боюсь Черного Гуллена и вас, вор из Тресслинга! Сквайр его не слышал, потому что уже двинулся вперед. Но Ингейн напряженно выпрямилась в седле и гордо откинула назад головку. Ножкой в меховом башмачке она сердито ударила по боку лошади.
— Прощай, парень с холмов! — воскликнула девушка. Парень с холмов! Уолтер был вне себя от возмущения. Его всегда волновал тот факт, что в Герни осталось немного холмистой бесплодной земли, и еще его мучило некое темное облачко, связанное с его рождением.
Он хотел резко ответить девушке, но в этот момент Ингейн вдруг неожиданно сказала:
— Уолтер, ты весь промок, и твой плащ слишком тонкий для такой погоды. Тебе следует немедленно переодеться в сухую одежду.
Юноша не пошевелился до тех пор, пока жалобно скрипящая и покачивающаяся на выбоинах карета не проследовала мимо него. Ингейн пропала из вида, и Уолтер снова поднялся по лестнице и вошел в церковь.
Алтарь был освещен, и священник находился в дальней части нефа. Уолтер сел на ближайшую скамью. Он был настолько расстроен, что потерял счет времени.
Юноша прекрасно понимал, что его преданность Ингейн не имела будущего. Дед Уолтера сражался вместе с Симоном де Монфором против старого короля Генриха, чтобы все соблюдали Великую Хартию[1] . Они проиграли сражение при Ившеме, где был убит великий граф Симон, и после этого большинство земель Герни были конфискованы и в качестве награды отданы лорду Тресслинга, сражавшемуся на стороне короля, хотя, как ходили слухи, он не очень хорошо проявил себя в битвах. С тех пор прошло более восьми лет. Это были очень трудные времена для его деда. Но Тресслинг в эту пору процветал. С годами усилилась ненависть между двумя семействами. Уолтеру, конечно, приходилось держать в тайне свою любовь к наследнице враждебного им дома. Он отправлялся в дальние прогулки туда, где мог издали увидеть девушку. Чаще всего он бывал в церкви Тресслинга. И там не отрывал жадного взгляда от ее прелестного профиля. Иногда Ингейн ездила на коне, держа перчаткой ястреба, и могла приостановиться, чтобы пошутить с Уолтером. Он блаженствовал в такие моменты. Юноша ценил эти мгновения и снова и снова повторял ее слова и носил в сердце ее улыбки, как рыцари носили розетки любимой дамы на наконечниках своих копий и пик. Однажды через доверенного слугу он передал девушке записку. В записке бурлила молодая страсть, ее переполняли надежды и мечты Уолтера. Он поклялся Ингейн в вечной преданности. Когда они встретились в следующий раз, он никак не мог поверить, что она с трудом прочитала половину записки. Девушка обвиняла в этом неразборчивый почерк и совсем не винила себя в недостатке знаний. Уолтера это обидело, потому что он старался изо всех сил, когда писал ей записку.
Сейчас ему яснее чем прежде стала понятна безнадежность его привязанности, но со слепым оптимизмом молодости, которая вопреки всем фактам будет продолжать цепляться за соломинку, он успокаивал себя, повторяя ее последние слова. Уолтер всегда нравился Ингейн, хотя она обращалась с ним весьма снисходительно, и сейчас она доказала свою симпатию, показав, что ее волнует то, что он промок до нитки. Если бы дела обстояли по-иному! Если бы земли Герни простирались так же далеко, как до покорения Англии норманнами. Если бы…
Что это сказал ее отец?
«Передай старому скряге, что он зря тратит свое время».
Это может означать только одно. После коронации Эдуарда I многие конфискованные имения возвращались прежним владельцам. Дед Уолтера постоянно направлял королевским министрам петиции с просьбами пересмотреть его дело, и в семье всегда надеялись, что к ним вернутся многие акры Герни. Наверно, отец Ингейн уверен, что этого не случится. Возможно, он затеял путешествие в Лондон именно с этой целью.
Уолтер подумал, что ему следует написать об этом деду, но потом решил, что не смеет нарушать правило, не позволявшее ему напрямую обращаться к старику.
В то время все люди испытывали сильные религиозные чувства, и Уолтер опустился на колени и начал тихо молиться:
— Милостивый наш Небесный Отец и добрый святой Эйдан, к кому я так часто обращался, дайте мне возможность доказать свою преданность. Если даже преграды между нами никогда не исчезнут, пусть она будет думать обо мне лучше.
