— Задавайте.
— Не встречали ли вы где-нибудь и когда-нибудь англичанина по имени сэр Артур Коллинс, он ходит постоянно в синем фраке и нанковом жилете.
— Да, сколько мне помнится, — ответила она, подумав, — я видела его однажды на бале у маркизы Ван-Гоп.
— И видели его только там?
— Да.
— Вы никогда не встречали его раньше?
— Никогда.
— В таком случае он нагло лгал, — заметил граф, — и это чрезвычайно странно.
Эти последние слова удивили до крайности госпожу Роше.
— Что вы этим хотите сказать? — спросила она.
— Он уверял меня, — ответил граф де Шато-Мальи, — будто бы он любил вас и долго преследовал своим обожанием.
Она невольно улыбнулась.
— Он просто фат, — сказала она, — и я только раз видела его.
Но граф продолжал быть мрачным. — Нет ли у вашего мужа врагов? — спросил он.
— Не думаю, — ответила она, — Фернан очень добр для того, чтобы иметь врагов.
— Однако, — продолжал граф, — я уверен, что у вас или у него есть ужасный и смертельный враг.
— Боже! — прошептала Эрмина.
— И этот-то враг, — продолжал он. — это не кто иной, как сэр Артур Коллинс!..
— Это немыслимо! — заметила Эрмина.
— Однако — это верно…
— Но ведь это человек, которого я почти не знаю…
— Может быть, ваш муж знал его?
— Нет, — сказала она, — этого не может быть… я теперь вспоминаю, как Фернан указал мне на него на бале у маркизы Ван-Гоп и сказал: «Вот странная личность!..»
— Непонятно! — подумал граф и рассказал Эрмине все то, что произошло между ним и сэром Артуром Коллинсом.
Эрмина слушала его с возрастающим удивлением, мысленно спрашивая себя, не бредит ли он и возможно ли, чтобы этот человек мог быть виновен перед нею.
Сначала она не находила даже слов для ответа и смотрела на графа де Шато-Мальи с грустным удивлением.
— Женщина, на которую я осмелился поднять свой дерзкий взгляд, — продолжал тихо граф, — были вы…
Эрмина продолжала молчать.
— Англичанин сказал мне, — говорил между тем граф де Шато-Мальи, — что женщина, за которой я должен ухаживать, будет именно та, муж которой поссорится в этот вечер из-за карт.
Эрмина вздрогнула.
— Итак, вы видите, — продолжал граф, — что сэр Артур знал наперед, что произойдет… да, я негодяй и достоин вполне вашего презрения… но раскаяние мое искупает мою вину, и на этот раз я вас спасу.
В его голосе было столько искренности, безнадежности и угрызений совести, что молодая женщина была глубоко тронута.
— Послушайте, — сказала она, — встаньте, ваше раскаяние исправляет и сглаживает вашу вину.
Граф де Шато-Мальи радостно вскрикнул.
— О, теперь, — сказал он, — этот человек может обесчестить меня.
— Обесчестить вас? — проговорила она с ужасом.
— Да, — ответил граф и рассказал ей всю сцену, которая произошла вчера между ним и сэром Артуром.
. Когда он замолчал, Эрмина протянула ему руку.
— Граф, — сказала она, — я вас охотно и от всей души извиняю… Хотите остаться моим другом?
Граф молча опустился перед ней на колени.
— Вы ангел доброты и невинности, — прошептал он.
— Нет, — заметила она с ласковой улыбкой, — я не ангел, а просто честная женщина, не забывающая своих обязанностей.
И она подняла его и посадила около себя.
— Вы меня назвали своим другом, — сказал он, — так позвольте же доказать мне это на деле и отдать свою жизнь до последней капли крови за исправление моей ошибки.
Она грустно покачала головой.
— Фернан, — проговорила она, — бедный больной… и его излечение может быть только со временем… Будем ждать и надеяться.
— О, вы правы, — прошептал граф, — надейтесь, так как положительно немыслимо, чтобы не настал тот час, когда он почувствует, что истинное счастье возможно только у ваших ног…
И, сказав это, граф поцеловал руку Эрмины и, простившись с ней, уехал домой.
— Мне кажется, — прошептал он, — что я остался по-прежнему честным человеком.
Когда граф вышел, Эрмина залилась слезами.
Она провела одна остаток этого вечера… Как мы знаем, , он обедал у Тюркуазы.
Часу в десятом вечера раздался звонок и заставил невольно вздрогнуть молодую женщину. Вскоре послышались знакомые шаги, и на пороге комнаты показался Фернан. Он направился прямо к молодой женщине и опустился перед ней на колени.
— Если я поклянусь вам теперь, — прошептал он, рыдая, — посвятить всю свою жизнь на исправление тех мучений, которые я причинил вам, — простите ли вы меня тогда и будете ли меня опять любить?
Она вскрикнула и страстно обняла его.
Счастье снова входило под кров Фернана и Эрмины.
Мы потеряли из виду сэра Вильямса с той самой минуты, когда он выпрыгнул в ок"но, рискуя сломать себе ноги. Но и на этот раз судьба была за него, он соскочил самым благополучным образом и, не раздумывая, отправился на квартиру к Рокамболю, который, как мы уже знаем, счел за самое удобное возвратиться к себе домой еще в начале той трагедии, которая произошла в отеле Тюркуазы. Сэр Вильямс застал своего достойного ученика сидящим в мягком кресле и спокойно покуривающим сигару.
— Я нисколько не забочусь об участи моего хозяина, — думал он, — вероятно, он уже ушел с векселями… Тюркуаза тоже как-нибудь поладит с убийцей — а мне положительно нечего было там делать.
Это спокойствие ученика сразу показало сэру Вильямсу, что он ничего не подозревает о том, что произошло.
Рокамболь в свою очередь, видя бледность сэра Вильямса, невольно вскрикнул:
— Боже, дядя, что с вами? Что случилось?
— То, что мы разбиты… — — Разбиты?..
— Женщиной, — добавил сэр Вильямс с горькой иронией.
— В самом деле, — пробормотал Рокамболь, побледнев от ужаса при одной только мысли о том поражении, которое потерпел сэр Вильямс, в гений которого он так глубоко верил.
Несколько минут продолжалось глубокое молчание.
— Да, — вздохнул через несколько минут сэр Вильямс, догадываясь о том, что происходило в душе его ученика, — мы побиты женщиной, но еще ничего не потеряно, и я, клянусь адом, выиграю это дело.
Тогда он рассказал в нескольких словах все, что произошло.
Рокамболь выслушал его до конца и ни разу не перебил.
— Действительно, — заметил он, когда сэр Вильямс остановился и успокоился, — Баккара вполне дельная баба, от которой нам необходимо отделаться как можно скорее.
— Это и мое мнение, и вслед за ней нужно отправить туда же Армана де Кергаца.
— Гм, — пробормотал Рокамболь, — я начинаю предполагать, дядя, что вы страдаете мономанией мести.
— Что?
— Я говорю, что вы страдаете мономанией, — повторил еще раз сухо Рокамболь.
