Префект не случайно озаботился разговором двух молодчиков из «Огненных крестов», будучи куплен Стависским еще в 1927 году — с того момента как был назначен префектом.
Впрочем, можно сказать и совсем иначе. Утверждали, что это Стависский в некотором отношении был креатурою Кьяппа, ведь именно не кто иной, как префект Парижа, втолкнул его в большой свет, в надежде, что гениальный аферист отыщет себе больших покровителей, а потом поделится с папашей-префектом и большими же барышами.
Так или иначе, но Кьяпп имел все основания думать, что Алекса явно занесло и надобно его теперь приструнить. Он так и в самом деле подумал, но только Стависского, надо сказать, совсем не занесло.
Алекс преднамеренно ставил капканы для своих жертв, а жертвами, в первую очередь, являлись знатные его покровители, в числе коих были и наиважнейшие полицейские чины. Весь фокус в том и заключался, чтобы купля шла открыто.
Ясное дело, что покупаемых министров, адвокатов, депутатов данный факт не очень устраивал, но именно это прежде всего ведь и нужно было Стависскому. Он предварительно «ловил» своих покровителей, чтобы в нужный момент они его выручили. Так что публичность тут являлась непременным условием.
Конечно, игра была чрезвычайно опасна, пожалуй даже, смертельно, но Стависского это вполне устраивало, тем более что на кон ставилась прежде всего репутация французских политиков — никак не его. Он вообще любил вкус опасности (только при этом ужасно боялся каторги и решил, что ни при каких условиях туда не попадет) не менее, чем вкус победы. И еще он знал, что для большой победы нужен очень большой риск.
Вот он и рисковал репутациями других и своей собственной жизнью, ибо публичное покупание политиков в общем-то было чревато достаточно грустными последствиями для всех участников «игры», но особенно для самого Стависского. То была тщательно — до мелочей — продуманная позиция, и самая дерзость была осмысленной и преднамеренной. Ежели б не такая скандальная публичность, то никто в ловушку к Стависскому и не попал — никакой ловушки тогда просто не было бы.
4.
2 января
ПАРИЖ. УЖИН У БАРОНА ГОЛЬДВАССЕРА
С момента назначения «Наполеончика» Кьяппа префектом Парижа он практически сразу стал получать от Стависского ежемесячный пансион в тридцать пять тысяч франков. А на новый, 1930-й год Саша прислал Кьяппу чек в сто тысяч франков.
Но дело уже было даже не в этой весьма серьезной сумме. Кьяпп поставил на гениального Алекса и, в конце концов, даже по-своему полюбил его. Он заботился о нем. В общем, префект посчитал своим долгом предупредить Алекса об опасности.
Случай представился буквально на следующий же день после фашистского бала в «Империале».
2 января барон Аарон Гольдвассер устроил у себя новогодний ужин в честь Кьяппа (ладить с префектом всегда важно и необходимо). Среди приглашенных был и Стависский, который в последнее время находится при префекте неотлучно.
Улучив момент и отведя Алекса в сторону, префект усадил его на банкетку, обитую нежнейшим бледно-палевым штофом, и, просто излучая заботу, молвил:
— Милый мой Алекс, я чрезвычайно благодарен вам за то неоценимое содействие, что вы оказываете в моем лице парижской полиции, а также и парламенту и даже Кабинету министров Третьей республики. Но, Алекс, меня только беспокоит форма, а именно некоторая излишняя, я бы сказал, публичность вашего поведения. Дорогой друг, творите свое добро и далее, но только втайне, друг мой. Я боюсь, как бы неосторожностью своей вы не повредили себе, да и всем нам — разумею прежде всего префектуру.
Стависский обворожительно улыбнулся, жизнерадостно тряхнул густой темной копной роскошных волос, приобнял Кьяппа и ласково шепнул:
— Дорогой господин префект, ежели бы вы только знали, как ценю я вашу заботу. Я искренно почитаю вас за отца своего. Но ей-богу, для волнений нет ровно никаких причин. Дела наши идут просто восхитительно. Скоро мы будем баснословно богаты. Именно так! Не иначе! Не сомневайтесь, господин префект. Кроме того, у меня есть одна потрясающая идейка — так, один планчик на будущее, но роскошный. Вначале мне придется съездить в Байонну. Приглашаю туда и вас. В самом деле, может прокатимся вместе? Поглядим на корриду и все обговорим. Уверяю, вы останетесь довольны — и идейкой, и поездкой, господин префект. Да и девочки, скажу я вам, там отличные. Уже пробовал, и не раз».
Кьяпп махнул рукой и согласился ехать в Байонну, при этом заметив все же, что призывает, тем не менее, Стависского впредь быть более осторожным и более скрытным.
А затем они вернулись к столу, к яствам, под опеку гостеприимного владельца дома; барон же действительно был отменный хозяин и величайший знаток поваренного искусства.
Вернувшись из гостей домой, Кьяпп призвал к себе тут же приятеля своего и агента Вуа и попросил его отныне присматривать повнимательней за Сашею Стависским.
Выше уже говорилось, что Кьяпп едва ли не всю парижскую полицию наводнил своими земляками, и они стали его опорой, гвардией. Одним из таковых являлся и этот самый Вуа. Собственно, он был сутенер и профессиональный убийца с порядочным стажем, но при том служил в полиции и неукоснительно исполнял личные поручения самого префекта.
Его-то и привлек Кьяпп следить осторожно за ставленником своим Стависским, попросив также, чтобы Вуа подложил под Алекса несколько «своих» надежных «девочек». Вуа, понятное дело, обещал — не впервой было.
Через «девочек» вообще ведь многое открывается. А красотки под протекторатом Вуа были ушлые, многоопытные и чертовски соблазнительные, при всей своей истасканности (впрочем, ведь истасканность есть неизбежная обратная сторона многоопытности и соблазнительности). Да, они вполне могли кое-что выведать у Стависского, на что префект Кьяпп как раз и рассчитывал.
* * *
Префекта несколько мучила и ставила в тупик непредсказуемость Саши Стависского, хотя, при всем своем бурном темпераменте, Алекс на самом деле был абсолютно надежен: ко всем своим целям он шел всегда, не сворачивая с пути ни на шаг.
Другое дело, что цели и средства у него всегда отличались исключительной дерзостью, а для окружающих зачастую даже неожиданностью.
«Наполеончик» же Кьяпп, с одной стороны, был страшно амбициозен, но не очень-то умен (точнее, имел ум не столько оригинальный и острый, сколько пресный и пошлый); нагл, но трусоват. Хотя за то, чтобы стать диктатором, готов пойти на весьма и весьма многое, если не на все. Так что феерические финансовые проекты Алекса частенько были слишком умны и дерзки для Жана Кьяппа — банального ворюги, хотя и представляющего себя Бонапартом.
Об отношениях, связывавших Сашу с префектом Кьяппом, говорю я с полнейшим на то основанием, ибо имел множество случаев соприкосновения с господином префектом и много чего знаю о нем.
Кроме того, много чего любопытного мне рассказали на сей счет вездесущий журналист Жозеф Кессель и директор уголовной полиции Ксавье Гишар — весьма сведущие люди и к тому же мои друзья.
5
Стависский и Гольдвассер
А Саша Стависский, кстати, в отличие от довольно рано откланявшегося префекта Кьяппа, остался у барона Гольдвассера до глубокой ночи. Они во многом сходились, если не считать вопроса о фашизме.
Собственно, оба были, естественно, против фашизма, но только Алекс полагал, что преверженцам последнего никак нельзя давать деньги, а вот барон на всякий случай отстегивал им, наивно полагая, что если «Огненные кресты» окажутся у власти, то его пощадят. Это оказалось единственным большим расхождением между Гольдвассером и Стависским.
Барон Аарон был старой, мудрой лисой, удивительным знатоком многих запутаннейших финансовых тайн, и Алекс не мог упустить случая, чтобы не поучиться уму-разуму у человека, который слыл, и не без оснований, за целую коммерческую академию.
Сам Гольдвассер в сыне киевского дантиста души не чаял и открыл ему немало презанятнейшего (особенно Алекса, естественно, интересовали всякие хитроумные финансовые махинации).
