— Неправда! — сердито возразила девушка.
— Тогда не думай о нем. Брат Андреас такой же, как я — шатается по дорогам, точно бродяга; он там, куда подует ветер: сегодня здесь, а завтра уже на пути в Гейдельберг, или, может, в Париж или Вену. Не стоит он того, чтобы такая девушка лила по нему слезы. Ты места себе не находишь, а он меж тем приютился в доме Барбары Вальке в Леу. Коли ему повезло — греется в ее постели, а нет — так заливает тоску в какой-нибудь корчме, не думая ни о тебе, ни о родных.
Пока пикардиец говорил, Сесса то краснела, то бледнела; когда он замолчал, девушка опустила голову, так что широкие треугольные крылья чепца скрыли ее лицо. Ренье ждал ответа, но она не проронила ни звука. Потом они услышали, как кто-то спускается по лестнице — это оказалась сиделка, покидавшая Черный дом. Сесса проводила женщину до дверей; когда же она вернулась, ее глаза были сухими, а лицо — бледным и спокойным.
Ренье сидел за столом, перед ним лежала книга.
— Если вы голодны, я принесу вам хлеб и сыр, — сказала служанка. — Потом мне нужно будет пойти наверх.
— Неужто госпожа Мина заскучала в темном своем одиночестве? — спросил пикардиец.
— Ах, вы и не знаете, что тут случилось, — вздохнула Сесса и поведала ему обо всем, что случилось за день. Ее голос не дрожал, хотя при мысли о несчастной хозяйке у девушки сжималось сердце; Ренье, напротив, развеселился и не скрывал этого. Рассказ сапожницы особенно его позабавил.
— Чтоб мне лопнуть! — воскликнул он, смеясь. — Да у этой бабы глаза, как у кошки! А господин дьявол совсем простак, если позволил ей себя разглядеть! Где это видано? Разве не положено ему подкрадываться вместе с темнотой, неслышно, невидимо, неощутимо; проскальзывать в щели, будто сквозняк, веющий ледяным холодом; играть, насмешничать, соблазнять, оставаясь в тени? Ведь он не раз уже бывал в Черном доме, чего ему вдруг вздумалось выставить себя напоказ? И перед кем!.. А эта баба — не приняла ли она ночную птицу за черта?
— Таннеке Сконен поклялась бессмертием души и своим местом в раю, что видела дьявола, как я сейчас вижу вашу милость, — ответила Сесса.
— Ты меня видишь, это правда, но поверишь ли, если я назовусь дьяволом?
— Грешно говорить такое.
— А не грешно слушать, развесив уши, болтовню выжившей из ума старой совы с пастью, подобной сливной лохани? Мой тебе совет, милая: встретишь такую — заткни уши и беги прочь. Иначе она извергнет на тебя поток словесных нечистот, приправленных благочестием, подобно тому, как гнилое мясо приправляют уксусом, чтобы меньше воняло. Она скажет, что читает на лице каждого содеянные им грехи; назовет соседку ведьмой из-за бельма на глазу; ославит соседа еретиком и нечестивцем, если учует, что от того пахнет колбасой в постный день; будет утверждать, что у нее ноют мозоли всякий раз, когда чья-либо душа отправляется в ад, но сама она спасает по три души ежедневно, распуская клевету на весь мир.
— Вы несправедливы к ней, — сказала Сесса. — Таннеке Сконен — женщина благочестивая и честная. Она могла ошибиться, но люди слушают ее и верят ей, потому что боятся этого дома. Они уверены, что он навлекает несчастье на город.
— Сборище тупоумных невежд! Они поверили бы и вороне, прокаркай она о дьявольских злодействах. Будто получают удовольствие, запугивая себя разными выдумками до смерти… Да, — задумчиво добавил пикардиец, — как легко помрачается рассудок, когда в дело вступают hominum phantasiatione et melancholica imaginatione — человеческое воображение и меланхолическая мнительность. Порча проникает в человека, и дьявол вновь получает свою долю.
Сесса отвернулась — на глазах у нее опять выступили слезы. Но она молчала.
А Ренье стал листать книгу.
Постепенно им самим овладела глубокая меланхолия: подперев голову руками, он будто в забытьи не сводил глаз с пламени одинокой свечи. Губы его шевелились, но из них не вылетало ни слова. Наконец, глубоко вздохнув, он произнес:
— Страх, порча, смерть — ими проникнуто мироздание, все три природных царства — минеральное, растительное и животное. Плоть истлевает, прах развеивается. Мир идет к своему концу; через одиннадцать лет настанет день Страшного Суда. Жизнь исчезнет, ничего не останется от ее красоты, ее великолепия — так говорят наши ученые богословы. Все же они пока не могут придти к согласию, как это произойдет: рухнет ли мир в одночасье, или ему суждена мучительная агония, и он станет разлагаться подобно трупу, иссохшему и сморщенному, с нутром, кишащим червями?.. А по мне, не правы те, кто надеется на быстрый конец, ибо все сущее охвачено тлением со времен Адама и Евы, вовлекших мир в бездну греха и тем обрекшим его на медленное умирание.
Все обречено смерти: животные люди, города, страны; в последнее время этот процесс только ускорился. Прекрасная Бургундия, светоч Европы, ее пылающее сердце — где она теперь? Еще совсем недавно — прекраснейшая из стран, славная богатством, пышностью и блеском двора, средоточие рыцарских идеалов, воплощение мечты о подвигах и любви, покровительница искусств и наук! Государство, подобно империи Карла Великого процветающее под властью мудрых и могущественных монархов! Как долго, с каким терпением они собирали его по частям, не брезгуя ни насилием, ни подлогом, ни клятвопреступлением, ни убийством. Бургундия, Франш-Конте, Пикардия, Артуа, Геннегау, Эльзас, Нижние страны… Все рассыпалось от одного удара копьем в сердце герцога Карла. Теперь на западе жадная французская пасть отхватывает кусок за куском; на востоке все прибрал к рукам Габсбург, алчный немец, мечтающий о золоте и власти. Французский король и германский император, ненасытные утробы, свирепые объедалы — и им суждено сдохнуть, сдохнуть от собственного обжорства! За ними идут войны, чума и мор. Смерть властвует над всеми. Смерть и разрушение… Как быстро наш мир катится в бездну! Есть ли силы, способные этому помешать? Тьма ночная, как ты леденишь человеческое сердце, каким ужасом наполняешь его… Каким слабым становится человек в преддверии собственной гибели. Слабость безмерна, а враг силен. Страх губит вернее огня и железа. Страх — вот, что распахнет адские врата и выпустит на землю демонов преисподней!
Так говорил Ренье, пребывая во власти тягостных дум, а Сесса плакала, слушая его.
Потом пикардиец спросил:
— Скажи, милая, веришь ли ты тем, кто говорит, что дьявол приходит в Черный дом высасывать человеческие души?
— Нет! — твердо ответила девушка. — Нет, я не верю в это.
— Стало быть, ты не боишься, что нечистый набросится на тебя и утащит в ад?
