Легисты подняли проблему соотношения частных и государственных интересов и выдвинули теорию о их противоположности в тех случаях, когда частные хозяйства «скапливают несметные богатства», выразив её в афоризме: «Нет большего порока, чем незнание границ своих желаний».
Идея разумного ограничения человеческой деятельности в пределах «удовлетворения естественных потребностей» (Люйши Чуньцю) теоретически увязывалась легистами с даосской теорией «недеяния», понимаемого не в значении пассивного ухода от всякой деятельности вообще, но в смысле отказа от противодействия естественному ходу вещей, от «чрезмерного желания выгоды для себя», наносящего вред государству.
По учению легистов, законы — это дао государства; вырабатываемые и изменяемые согласно требованию времени, они стоят выше индивидуумов и как единое дао определяют все. Государь правит на основании закона, не вмешиваясь в конкретные дела управления, передоверенные им административному аппарату. Провозглашая этот принцип «недеяния» правителя, Хань Фэйцзы выступает как против конфуцианского ограничения власти правителя аристократией, так и против диктаторской власти государя.
Хань Фэйцзы решительно протестовал против продажи должностей, открывающей каждому стяжателю возможность пробиться в ряды царской бюрократии, чтобы поставить закон на службу своекорыстным целям. Однако попытки поставить торговцев в приниженное положение в обществе расходились с общей направленностью социально-экономического развития этого периода, когда подъем рабовладельческого и развитие товарного хозяйства были взаимно обусловлены. По настоянию денежной рабовладельческой знати в царстве Цинь была разрешена продажа должностей и рангов знатности, что привело (как и предсказывал Хань Фэйцзы) к политическому господству новой знати, занявшей ведущие посты в царстве Цинь и ряде других государств древнего Китая к концу эпохи «Воюющих царств».
Легисты утверждают свои мерила этических ценностей; на место устоев патриархального домостроя они выдвигают принципы государственного верноподданничества, провозглашая
несовместимость старой конфуцианской и новой морали: «почтительный к родителям чиновник — изменник государю», «прямодушный для государя подданный — жестокий сын для отца» (Хань Фэйцзы).
Если конфуцианцы представляли интересы старой потомственной аристократии, опиравшейся на патриархально-общинные и патриархально-рабовладельческие отношения, если даосы в какой-то степени выражали протест и отчаяние народных масс, а монеты — интересы самоуправляющейся общины полноправных граждан, то легисты были идеологами восходящей имущественной знати, связанной с развитым рабовладением, и новой бюрократии.
Среди философов периода «Чжань го» выделяется как крупнейший мыслитель материалист Ян Чжу (IV в. до н.э.). Ян Чжу вышел из среды небогатых землевладельцев царства Вэй. Учение его вызывало яростные нападки как конфуцианцев, так и даосов и легистов. По учению Ян Чжу, человек состоит из тех же пяти первооснов, что и вся природа, и отличается от других живых существ лишь разумом. Исходя из материалистического понимания природы, он отрицал страх перед богами и страх перед смертью. Бессмертия нет, смерть — естественно-необходимое явление, в котором уравниваются все. Быть равнодушным к смерти — это и значит следовать естественному закону дао.
Ян Чжу отрицал сверхъестественную сущность неба и вмешательство богов в дела мира, выступая против культа предков, призывал радоваться жизни, не надеяться на богов и духов, а самому заботиться о собственном благополучии, удовлетворяя свои потребности и желания. Отражением общественного и психологического перелома, знаменующего торжество отношений частной собственности, является знаменитая инвектива Ян Чжу, не желавшего «ни единым волоском» поступиться в пользу общественных интересов Поднебесной. Не удивительно, что противники Ян Чжу считали его учение антигосударственным. Индивидуалистический идеал избавления от страданий и утверждения разумного наслаждения выступает у Ян Чжу как этический принцип нравственности для господствующего класса рабовладельческого общества, тогда как отказ от безмятежной жизни и наслаждения, почитаемого высшим благом, рассматривается как признак рабского состояния. Смысл жизни — не деятельность, а невозмутимый покой.
Культура времени расцвета рабовладения в Китае.
Помимо чисто технических знаний наиболее раннее развитие получила в Китае астрономия — вероятно, как и в Вавилонии, в связи с разработкой календаря, который необходимо было согласовывать с естественными природными сезонами. Велись записи астрономических наблюдений, например появления комет (впервые в 613 г. до н.э., регулярно — с III в. до н.э.), был составлен звездный каталог, видимые звезды классифицированы по созвездиям. Астрономы умели вычислить наступление лунных затмений и возможность солнечных. В 28 г. до н.э. ханьские астрономы впервые зафиксировали существование солнечных пятен.
Значительные успехи в области физических знаний были ознаменованы изобретением первого в мире компаса. Он состоял из квадратной железной пластины со свободно вращающейся на ее поверхности магнитной «ложкой», ручка которой неизменно указывала одно направление, но не север, а юг. Этот прообраз компаса так и назывался — «указатель юга».
Для того времени характерна разработка положений механики о действии и противодействии: «Если вода устремляется, она становится диким потоком, если стрела выпущена, она летит далеко. Но все это обладает силой, действующей назад, и все колеблется в этом противоборстве... Таков дао (естественный порядок) природы» (Цзя И).
Развитию письменности содействовал переход от письма на узких бамбуковых дощечках(Они обусловили и направление строки в традиционном китайском письме, где иероглифы пишутся сверху вниз.) к письму на шелке, а затем и на бумаге, впервые в мире изобретенной китайцами на рубеже нашей эры,— с этого момента писчий материал перестал лимитировать объем письменных текстов.
В конце I в. до н.э. была изобретена тушь. Для передачи всего богатства китайского языка число применявшихся иероглифов было недостаточно (напомним, что в китайском письме каждое односложное слово должно было выражаться отдельным иероглифом и даже многочисленные омофоны — сходно звучащие слова-однослоги — в зависимости от их смысла изображаются разными иероглифами). Теперь число знаков было пополнено, с тем чтобы учесть и более редкие понятия, и доведено до 18 тыс., знаки были строго классифицированы. Начали составляться словари.
