Сергей Городников - Порученец Царя. На стороне царя

– Он доносчик Морозова! – объясняя Расстриге, спокойно показал Удача на Плосконоса. И, как ни в чём не бывало, опустился на своё место.

– Доноситель Морозова! – отозвался кто-то услышавший его пронзительно высоким, полным ненависти выкриком.

На Плосконоса навалились одни, за него вступились другие, и грохот опрокинутых стола и лавок смешался с топотом сапог по другим столам, звоном и треском бросаемых кружек, блюд, деревянных ложек, криками торжества и проклятий, которые сопровождали падение тел, удары кулаков и всем, чем придётся. Выбежав из поварской с деревянной, для смягчения ударов обмотанной свиной кожей дубинкой хозяин харчевни в сопровождении вышибалы, увальня с пудовыми кулачищами, ворвались в гущу дерущихся, чтобы разнять их. Но сами оказались поглощёнными всеобщей потасовкой, словно лодка бурлящим водоворотом. Казалось, только Удача не принимал в этом участия. Он сидел в углу и сумрачно пережёвывал, что с блюда на коленях отщипывал от курицы и отправлял в рот. Время от времени он вяло отпихивал падающих к нему, отступающих, как если бы происходящее в зале ему досаждало и только.

С подбитым глазом, в разодранной рубахе и с одним серым рукавом на руке, который только и остался от сорванного в драке кафтана, Плосконос вылетел на четвереньки за дверной порог, там получил под зад несколько пинков, а пока поднимался на улицу, в него щедро летели кости и объедки. Оказавшись снаружи окна харчевни, он зло сплюнул на стекло розовой слюной, отёр ладонью разбитые в кровь губы и, отступая, налетел на белобрысого худого парня, который застыл с разинутым ртом.

– Что уставился? – хрипло рявкнул Плосконос и грубо оттолкнул парня в сторону.

Поддев носком сапога истерично лающую дворнягу, он направился прочь, дрожа от желания и намерения люто отомстить Удаче, на ходу сжимая-разжимая пальцы, сводимые непроизвольной судорогой от бешеной потребности вцепиться во вражье горло, чтобы разорвать его в одно мгновение.

Нехорошая выдалась ночь. Тревожная. То вдруг ясная, светлая, лунная, то вдруг густая темень накроет землю, мрачная и недобрая. Низкие облака хищными стаями плывут и плывут, спешат над Москвой; гонимые северным ветром, они будто высматривают на пути, где помочь преступлению и оставить по себе злую память. Предместья, слободы, бессчётные улицы обезлюдели, притихли, всё живое попряталось по неприступным домам за крепкими частоколами заборов. Даже псы не смеют подать голос без крайней в том нужды.

Казалось, только разбойники могут решаться в такое время появиться на улицах Зарядья. Тихо вошедшая в небольшую спальню и постоявшая в ней девушка замерла, когда заметила мелькнувшую от забора через подворье тень, на которую не залаяли собаки. Она хотела скорее уйти из гостевой спаленки с уже неделю заправленной кроватью Удачи и не могла. Тело горело от неизъяснимого и невыносимого волнения, которое, как чарами, напустила на неё ночь и привлекла сюда непонятно зачем. Стоило прорехе в скоро плывущих тучах пропустить яркий лунный свет, как снаружи стали видны две ладони, которые показались снизу и ухватились за откос за окном. Дарья на непослушных вдруг ногах отступила, прижалась спиной к стене возле двери, но не издала ни звука. Ловкий мужчина подтянулся, толкнул и открыл створку окна. Потом со слабым шорохом перевалился через подоконник и гибко, точно змеёй, скользнул внутрь помещения и бесшумно встал. Он потянулся было за пистолетом и длинной шпагой, которые висели на гвоздях над кроватью, намереваясь забрать их, и неожиданно увидел девушку. Он как будто не поверил глазам. После секундного колебания, на цыпочках, словно кошка, неслышно приблизился, недоверчиво глянул в тёмные, широко раскрытые и лихорадочно блестящие очи.

– Ты чего? – спросил он очень тихо, пьяно пошатнулся и опёрся рукой о стену над её плечом.

Как в бреду не слыша вопроса и не видя его, Дарья прошептала одними губами:

– Не могу забыть ту ночь. Тебя могли тогда убить... За меня.

Он предупреждающе вскинул руку, прижал указательный палец к губам. Осторожно ступил к двери, сразу резко толкнул её, опрокинув снаружи на пол что-то неуклюжее. Тут же глянул в щель за косяк. Секретарь Нащокина, он же домашний учитель детей, на четвереньках скоро побежал прочь, жалобно замяукав:

– М-мяу! М-мяу!

Удача прикрыл дверь и вернулся к девушке.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Он прислушался к тишине в доме, затем хотел обнять её под плечами, но она непонятным образом выскользнула от него и шмыгнула за дверь, с шуршанием сарафана быстро удалилась. Постояв и растерянно тронув затылок, он махнул рукой, отказываясь ломать голову над странностями девятнадцатилетних девиц. Бесшумно вернулся к кровати, снял пистолет и шпагу в ножнах. Однако под влиянием растревоженных мыслей о девушке, которые устроили хоровод, вцепились в него как раки клещами, он вынуждено приостановился у окна, положил то, что забрал, на подоконник. Опершись о подоконник обеими руками, наморщил лоб и уставился во двор, словно всадник на распутье, читающий на придорожной глыбе, что же его ждёт на каждом из путей развилки.

– Муж? – наконец вымолвил он под нос вопрос, обращённый к самому себе, и в ответ тихонько рассмеялся. Потом кивнул своему бледному и расплывчатому отражению в стекле окна, предположительно соглашаясь примерить к себе новую обязанность, и продолжил забавный разговор наедине с собой: – Стану отцом семейства. Возможно рогоносцем. – Он пальцами над затылком изобразил рога и на этот раз засмеялся своему нечёткому, как в дыму гадалки, отражению беззвучно, слегка вздрагивая всем телом. – Повеситься можно...

Тряхнув головой, разгоняя такие виды на будущее, он перекинул ногу за подоконник и сел на него. Прицепив ножны к поясу, просунув за пояс украшенный серебряным драконом пистолет, перенёс и другую ногу наружу.

– Но, кажется, чёрт возьми, она в меня влюбилась, – пробормотал он вполне серьёзно и без особой радости из-за непривычного чувства ответственности за последствия своих поступков.

Едва он спрыгнул вниз, в комнатку просунулась, заглянула няня Дарьи. Она поспешила к открытому окну и заметила, как он тенью, в сопровождении широкогрудых сторожевых псов очутился у забора. Собаки помахивали хвостами, дружелюбно наблюдали, как он залез на забор, гуляющим ночным котом мягко спустился по ту сторону. Убедившись в этом, няня тем не менее плотно закрыла окно и заперла створку на щеколду.

Улица была пустынной, и он постоял, решая, куда пойти теперь. К приятелю купцу, у которого жил последнюю неделю, с этими новыми впечатлениями о девушке возвращаться не хотелось. Потянуло за город, к природе. Он туда и направился, мало заботясь об опасностях хождения по мрачным и безлюдным улицам наступающим воровским часом. Лишь поправил ножны и пояс, чтобы при необходимости легко было выхватить длинную шпагу.