Юноша попытался сам сложить стихи, как отец, однако на ум ему пришли только строчки из «Ада». Внезапно Пьетро поймал себя на том, что декламирует вслух:
Мы внутрь вошли, не повстречав врагов,
И я, чтоб ведать образ муки грешной,
Замкнутой между крепостных зубцов,
Ступив вовнутрь, кидаю взгляд поспешный
И вижу лишь пустынные места,
Исполненные скорби безутешной.[20]
Изогнувшись в седле, чтобы видеть лицо Пьетро, Кангранде продекламировал другой стих:
Он, прозорливый, отвечал на это:
«Здесь нужно, чтоб душа была тверда,
Здесь страх не должен подавать совета.
Я обещал, что мы придем туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда».[21]
Пьетро покраснел. Он не думал, что его слышат.
— Мне кажется, отец хотел выразить презрение к тем, кто пренебрегает тренировкой ума. Он вовсе не желал превознести таких людей.
Кангранде пожал плечами.
— Не далее как сегодня твой отец утверждал, что стихи каждый может толковать по-своему. Порой ум должен уступить доблести.
— Вряд ли отец согласится с этим последним утверждением, мой господин.
— Он поэт. Он забыл, что чувствует человек дела!
При слове «поэт» Антонио презрительно скривился.
— Ты это напрасно, — тотчас отреагировал Кангранде. — Следует отдавать должное поэтам, ибо без них никто не узнал бы о подвигах героев. Люди для того и рискуют жизнью, чтобы прославиться в веках.
— Все равно больше нечем заняться, — произнес Марьотто. — Не разводить же овец!
— А женщины? — воскликнул Кангранде.
— Простите меня, мой господин, — отвечал Марьотто, — насколько я знаю, любовь пока никого не прославила в веках. Во всяком случае, я бы не хотел такой славы.
— И я, — сказал Антонио.
— Да, но ведь самые знаменитые войны вспыхивали из-за женщин! — с жаром парировал Кангранде. — Возьмите хоть Трою. Наверняка Елена стоила многолетней осады.
Антонио не растерялся:
— Возьмите хоть Абеляра.[22] Любовь стоила ему мужского достоинства.
Хохоча, они перевалили гряду холмов. Этого момента падуанцы с надеждой ждали целый день. Предвидевший их не терпеливость Скалигер был вознагражден. Когда четверо всадников наполовину пересекли поле, отделявшее их от стен Виченцы, падуанцы с торжествующими криками выскочили из засады.
Кангранде поворотил коня и с криком «За мной!» вонзил шпоры ему в бока.
Пьетро, ожидавший от Скалигера яростной атаки, застыл в недоумении.
«За мной»?
Падуанцы приближались, от ужаса у Пьетро пересохло в горле, схватило живот. Он дернул поводья, зажатые в левой руке, и пришпорил коня. Целую кошмарную секунду конь артачился, шейные мускулы у него ходили ходуном. Пьетро сильнее натянул поводья и заколотил пятками. Наконец конь повиновался и развернулся. Пьетро поскакал за Скалигером, который успел отдалиться на добрых сорок локтей.
Путь лежал вверх по холму. Пьетро быстро понял, что от погони не уйти: его конь устал и едва держался на ногах, а лошади преследователей успели отдохнуть в прохладе под мостом. Падуанцы с энтузиазмом работали пятками.
Кангранде обернулся на приближающихся всадников, сверкнув из-под шлема хищной улыбкой. Пьетро внезапно понял, в чем заключался план Скалигера.
Гарнизон крепости Илласи появился из рощицы на склоне холма — прямо перед опешившими падуанцами. Вынужденная медлительность всадников Скалигера наконец была вознаграждена. Засверкали щиты. Взметнулись боевые топоры, булавы, копья; однако больше всего оказалось длинных мечей.
Падуанцы остановились. Да, они были в большинстве, но на Скалигера работали и ландшафт, и элемент внезапности. Падуанцы повернули обратно. Однако они знали — не могли не знать, — что это ловушка.
Мимо Пьетро, все еще скакавшего вверх по склону холма, пронесся отряд с копьями наперевес. Падуанцы, недавно пытавшиеся устроить засаду, теперь сами в нее угодили. Некоторые из них защищались, другие тщились спастись бегством.
Пьетро смотрел, как воины Скалигера преследуют падуанцев. Живым не ушел ни один. Пьетро никогда еще не видел столько смертей одновременно. Люди Скалигера рубили и резали молча, в то время как падуанцы вопили, стонали и выкрикивали проклятия. Пьетро не мог отделаться от суеверного страха: воины, на стороне которых был и он сам, казались призраками на живых конях. Только конский топот и слышался, да еще скрежет металла.
Скоро наступила полная тишина. С падуанцами было покончено.
«Странно, — думал Пьетро, чувствуя холодок между лопаток. — Скалигер славится своим милосердием».
Он набрался храбрости и, пристроившись рядом с Кангранде, спросил, почему тот никого не пощадил.
Кангранде пожал плечами.
— Нельзя было, — просто ответил он. Пьетро в его голосе послышалось сожаление. — Оставь я в живых хоть одного, этот один предупредил бы Асденте и графа. Мне же сейчас не до пленных. Со мной небольшой отряд, и я должен был выжать из внезапного нападения все преимущества.
«Так вот почему они убивали молча. Таков был приказ Скалигера».
Кангранде поехал к осажденному городу.
— Нужно отвести лошадей в безопасное место и дать им отдохнуть. А у нас еще полно дел.
Легким аллюром Кангранде и трое юношей приближались к воротам Виченцы. Ворота открылись, и через несколько минут Кангранде уже стоял на ступенях главного палаццо и говорил с Антонио да Ногарола. Этот резкий в движениях, грубоватый коренастый человек со скверными зубами доводился Скалигеру родственником — деверем его родной сестры. Однако семейства делла Скала и да Ногарола связывала не только Катерина; да Ногарола старались держаться в лучах славы делла Скала. Антонио поспешно излагал все, что случилось до приезда Кангранде. Пьетро, стыдясь самого себя, навострил уши. Ему послышались слова «кошка» и «удочки». Затем он ясно расслышал вопрос Кангранде:
— Она в безопасности?
Вместо ответа Ногарола указал на окна палаццо.
— Она там, отдает распоряжения слугам. Это она придумала поджечь Сан-Пьетро.
— Похоже на Катерину, — несколько смущенно произнес Кангранде.
Следующие несколько слов Пьетро не расслышал, так как Ногарола и Кангранде повернули и стали по ступеням подниматься в палаццо. На все реплики Ногаролы Скалигер согласно кивал.
Пьетро вдруг вспомнил, где раньше слышал слово «Виченца» — еще во Флоренции, в школе, он сидел рядом с сыном знатного пизанца по имени Винченцио. Возможно, имя означало, что он родом из Виченцы.
