И Джеральдина решила взять его. В день Троицы она ушла вместе со стадом. Вместо этого она провела не один час в темной кладовой, колдуя над своим платьем. Оно было выдержано в бронзовых тонах и было самым дорогим из всех, что у нее и; пелись. Конечно, оно не могло тягаться с теми, что носили придворные дамы королевы, но сама Джеральдина тягаться могла. Так: же, как Анна. Они обе не были дочерями влиятельных родителей, хотя мать Анны была из могущественных дворян. Зато они были красивы. Не так, как та миловидная галька, которая копилась на берегах Портсмута, а как бриллианты, блеск которых заставлял людей забываться от жадности.
Все оказалось так просто, что Джеральдина не переставала удивляться, почему она не сделала этого раньше. Она дождалась вечера и смешалась с болтливой толпой придворных дам, устремившихся в банкетный зал. Некоторые оборачивались и бросали на нее строгие взгляды. Но Джеральдина гордо шла вперед, источая такую самоуверенность, что все решили, будто она в своем праве.
Джеральдина презирала скромность, но тем не менее знала, насколько далеко ей позволительно зайти. Она не стремилась к столам на королевском возвышении, а выбрала себе скромное место в самом дальнем конце зала. Здесь не сядет ни один герцог, ни один маркиз, ни один член королевского совета, никто из часто сменяющихся королевских фаворитов. За этим столом сидели простые бароны, в лучшем случае какой-нибудь виконт с севера. Поскольку все места для дам были заняты, у Джеральдины оставалось лишь две возможности. Она могла либо остаться стоять и провалиться в расселину, либо сесть на одно из еще пустых мест для господ. Конечно, была еще и третья возможность. Она могла бежать, но Джеральдина не была склонна к бегству. Особенно к бегству из зала, где горели тысячи восковых свеч и воздух дрожал от тепла. Одним резким движением она протиснулась на скамью между двумя дамами. Соседка слева, мышастая толстушка, возмущенно наморщила свой пятачок, но Джеральдина уже спокойно разложила салфетку у себя на плече, словно обедала здесь каждый день.
Когда шелест гамб и свирелей сменилось гудением корнетов и труб, Джеральдина почувствовала зарождающуюся в душе надежду: возможно, господин, на месте которого она сидит, задерживается. Он не придет, и никто не заметит, что там, где должен сидеть он, восседает безрассудно дерзкая девчонка. В следующее мгновение собравшиеся вскочили со скамей и рухнули на колени. Пришел король, а с ним и ближайший круг доверенных лиц: багровый толстяк Уолси, которому Генрих VIII позволял делать все, что заблагорассудится; Томас Говард, который после смерти своего отца станет самым могущественным герцогом страны; Уильям Комптон, подтиравший королю зад, и несколько других, относительно которых нельзя было сказать, выдержат ли они милость Генриха Тюдора.
Никто из них не мог сидеть на дальнем конце стола, никто не будет представлять для нее опасности. Король Генрих занял место на возвышении, велел своим подданным подняться. Джеральдина снова уселась на скамью. Краем глаза она увидела, как к столу спешит один-единственный мужчина. Мгновение спустя у нее за спиной раздался голос:
— Простите, госпожа, вы сидите на моем месте.
Джеральдина повернула голову и едва не расхохоталась. За ней стоял не мужчина, а человечек, нарядный господин в миниатюрном формате. Даже кружева вокруг шеи казались крохотными, а поднятая рука — нисколько не опасной.
— Я не знала, что делать, — ответила Джеральдина, отчасти беспомощно, отчасти высокомерно. — Мне не было накрыто нигде, и я решила, что придется стоять, словно корзина с неаппетитными объедками. Мой бедный папа сгорел бы от стыда.
Она представила себе, как хохочет отец, вместо того чтобы сгорать от стыда.
Человечек наморщил нос, при этом не отводя взгляда от Джеральдины.
— Не вашему отцу нужно стыдиться, — пробормотал он, — а тем, кто поставил даму в столь неловкое положение. Сидите, наслаждайтесь первой переменой, а я тем временем улажу вопрос.
Карлик хотел уже повернуться и направиться к одному из слуг, но Джеральдина с наигранной застенчивостью положила руку ему на плечо.
— Ах, милорд. Мне не хотелось бы никого затруднять, мешать обедать…
Маленький мужчина замер.
— Может быть, мы… — он не договорил, икнул. — Я хочу сказать, что, может быть, мы… ик… на этой скамье…
Его спасли звуки фанфар.
Четверо слуг внесли в зал блюдо с павлином, возлежащим на нем во всей своей красе. Из открытого клюва вырывались язычки пламени. Казалось, его голова светится изнутри. На миг он напомнил Джеральдине ее брата, который был высоким и красивым, но лицо у него становилось таким же одухотворенным, когда он смотрел на своего друга. На того неназываемого, который заключил союз с силами зла.
Джеральдина старалась как можно меньше думать о неназываемом. Лишь иногда она задавалась вопросом, каково это может быть, если ты заключил союз с силами зла. А этот человечек был на другой стороне, он выглядел словно слегка позолоченный ангелочек. Джеральдина подвинулась, не обращая внимания на протесты толстушки, и человечек втиснулся рядом с ней.
Джеральдина мечтала о том, чтобы войти в круг дворцовой знати. О дверях, которые открываются перед ней, о сладком предвкушении власти. Бароном она бы удовлетворилась. Барон был сословно выше ее, но достаточно досягаем. Маленький человечек, бедро которого застыло от благоговения рядом с ней, был не барон и не виконт, а граф, самый что ни на есть настоящий, хоть и с севера. По его взгляду она поняла, что он готов ради нее на все.
— Я хочу что-нибудь для вас сделать, госпожа Джеральдина, — подтвердил он ее предположение.
— Что?
— Все, что пожелаете.
«Тогда женитесь на мне», — хотелось ответить ей, но вместо этого она пожаловалась на свое ужасное положение при дворе.
Оказавшись среди лондонской знати, девушка вынуждена была признать, что ее надежды так и не исполнились. Она не могла называть себя придворной дамой королевы Екатерины, скорее одной из служанок в красивых одеждах.
Однажды она даже была вынуждена помогать на кухне, намазывать фазаньим пером позолоту на марципановый край торта. Конечно же, такие задания обычной служанке не поручали, но Джеральдина хотела, чтобы работу выполняли для нее, а не быть тем человеком, который вынужден ее делать.
— Я позабочусь о том, чтобы ваше положение стало лучше, — пообещал маленький граф и икнул. — Я друг лорда Болейна, который умеет пристраивать своих детей ко двору. Наверняка одна из его дочерей не отказалась бы от компаньонки.
Так она попала к Анне. Анне, которая в ее представлении была похожа на полированное стекло и не пугалась того, что видит. Анне, которая смеялась вместе с Джеральдиной над теми, кто не может с ними тягаться. Анне, которая только что толкнула ее локтем в бок.
