Некоторые высказывания Курицыных даже возмутили ее, и она, едва ли не впрямую подчеркнула свою верность и преданность православным канонам, как бы желая тем самым подвергнуть сомнению истинность веры присутствующих в догматы греческой веры.
Покинув покои Елены, Софья около получаса размышляла о чем-то, нервно кусая губы, а затем, узнав, что Великий князь свободен, отправилась к нему, не взяв меня с собой. Таким образом, мне неизвестно о чем беседовали супруги, но, полагаю, Софья нашла нужные слова, чтобы очернить своих врагов в глазах супруга…
… — Ты чем-то взволнована? — спросил Иван Васильевич, — целуя супругу в лоб.
— Нет, дорогой, просто немного устала. Я была сейчас в палатах у твоей невестки. Наконец-то меня соизволили пригласить на их странные разговоры. Елена вышивает пелену, а ее супруг и твои лучшие дьяки Курицыны развлекают ее умными беседами.
— Да, я слышал об этом, они даже приглашали меня несколько раз, да все как-то недосуг.
— Пойди непременно, дорогой. Я думаю, тебе очень понравится. Кроме того, ты узнаешь очень многое о своих любимых Курицыных, которым доверяешь множество секретных дел.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Иван Васильевич.
— Мне трудно тебе это объяснить, но ты сходи, непременно сходи…
— Я пойду, обязательно, но ты не хитри! Что тебе вдруг так не понравилось в Курицыных?
— Ты уверен, что они подлинно православные христиане?
Иван Васильевич от изумления вытаращил глаза.
— Ты что, Софья, — конечно! От дедов-прадедов, а что пришло тебе в голову?
— Нет-нет, ничего, дорогой. — Она обняла мужа и, встав на цыпочки (он был значительно выше ее), поцеловала в щеку. — Все в порядке.
— Ты со своими хитростями, Софья, иногда меня поражаешь. До меня тут дошло, что ты недавно такое учудила!
— Чем же я не угодила тебе, милый супруг? — невинно расширила глаза Софья.
— Скажи мне, кто такой дворянин Аристотелев и за что ты пожаловала его землей?
— Ах это… Ну-у…, — опустила глаза Софья, — ты его не знаешь, это один молодой человек, который оказал мне… или, точнее, тебе… большую услугу и я посчитала нужным вознаградить его за это.
— Это ж какую такую услугу он тебе оказал, интересно? — с ревнивой подозрительностью спросил Иван Васильевич.
Софья вздохнула.
— Дорогой, помнишь, я обещала, что улажу дело с надоевшим и ненужным тебе Аристотелем Фиорованти и его никчемным сыном? Ты последнее время слышал что-нибудь о нашем старом мастере?
— Мне сказали, что он скончался еще весной, а что касается его сына…
— Вот видишь, дорогой, я тебе обещала, что больше никогда не услышишь ни о самом Аристотеле, ни о его сыне. А как ты знаешь, я всегда выполняю свои обещания. И это ответ на твой вопрос: какую услугу оказал нам с тобой никому доселе неведомый человек, которого я пожаловала дворянским званием и дала ему поместье.
— Ты хочешь сказа, что он…?
— Не думай об этом! Аристотеля и его сына больше нет — вот и все. Разве ты не этого хотел?
— Все это замечательно, моя дорогая, и я дал тебе достаточно земли, чтобы ты могла в разумных пределах наделять ею нужных нам людей, а ты что сделала? Ты хоть знаешь, что ты пожаловала этому своему Аристотелеву землю, которая никогда нам не принадлежала?! Эта земля находится на территории Великого Литовского княжества, и владеют ее, если я не ошибаюсь, какие-то князья Воротынские. Эта не наша земля, понимаешь?
— Ну и что, — с притворным легкомыслием улыбнулась Софья, — была не наша — стала наша. Я думаю, Аристотелев так просто свою землю не отдаст, в крайнем случае, ему помогут. Ты же давно говорил, что нам пора двигаться на запад.
— Да, Софья, но не путем войны…
— Какая война, Иван? Аристотелев докажет свои права на эту землю и все. А там, глядишь, и другие потянутся, и так постепенно, шаг за шагом… Как это в народе говорят — курочка по зернышку…
— Ты что, — читаешь мои мысли? — улыбнулся Иван.
— Иначе я не была бы тебе верной женой и помощницей…
— И что бы я без тебя делал? — Игриво спросил Иван Васильевич.
— Вот уж не знаю, дорогой… — Сказала Софья гораздо серьезнее, чем это подобало для шутливого диалога…
… Мне кажется, необходимо сообщить нашим единоверцам, находящимся в окружении Елены Волошанки, чтобы они каким-то образом предупредили не только братьев Курицыных, но и других гостей, которые бывают у них о том, что те должны быть осторожнее, высказывая свои мысли, которые могут навести на след таких рьяных гонителей нашей веры, как архиепископ Геннадий или Иосиф Волоцкий. Из придворных разговоров до меня уже доходят неясные слухи о том, будто архиепископу Геннадию удалось отыскать в Новгороде неких еретиков. Надеюсь, речь идет не о наших братьях…
Возвращаясь к моим опасениям, относительно расположения ко мне Софьи, я не могу не вспомнить странную болезнь, которая свалила меня с ног и заставила пролежать в постели три дня. Путем детального анализа услышанных мною впоследствии разговоров, я пришел к выводу, что за время моей болезни Софья с кем-то тайно встречалась. Мне ничего не известно об этой встрече, но в то же самое время имел место другой весьма странный факт: бесследно исчезли мастер Аристотель Фиорованти и его сын. В Москве упорно распространяют слухи будто он скончался и похоронен на каком-то кладбище, но там где обычно хоронят иноземцев, я не нашел его могилы, так же как и не удалось мне обнаружить никаких следов его сына Андреа. После нелепой попытки бегства из Москвы под впечатлением казни немецкого лекаря, Фиорованти впал в немилость у Великого князя, однако позже государь подозрительно сменил гнев на милость, после чего болонский мастер и его сын бесследно растворились. Больше всего меня в этой истории беспокоит моя внезапная болезнь. Не сомневаюсь, что она стала следствием не смертельного отравления и тогда это может быть проявлением какого-то недоверия, возникшего ко мне со стороны Софьи по неизвестной мне причине. До этого странного случая я не замечал таких признаков.
Однако возможно я ошибаюсь и это простое стечение обстоятельств.
Тем не менее, еще раз призываю к осторожности столь необходимой в то время, когда с одной стороны мы находимся все ближе к нашей заветной конечной цели, а с другой — нам противостоит столь грозный, могущественный и опасный противник, как Софья.
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Брат десятой заповеди, Член Верховной Рады,
Савва.
