— Генерал, — сказал Девет, — вы довольны обедом?
— Благодарю, — ответил Уотс, пуская струю дыма в потолок.
— Тогда позвольте задать вам несколько вопросов, чтобы разъяснить кое-какие сомнения, возникшие у меня при нашем первом знакомстве несколько часов назад. Уотс положил сигару на край пустой тарелки и молча, с высокомерием кивнул. Девет слегка заметно ухмыльнулся в свою бороду, потом разгладил ее рукой и в упор взглянул на английского генерала.
— Вы являетесь личным адъютантом лорда Китченера?
Уотс опять молча кивнул головой. — Он вам поручил доставить в Преторию стратегический план окончательного разгрома войск генерала Луиса Бота, разработанный генеральным штабом? Уотс снова кивнул головой. — Вы, естественно, понимали, какой это важный документ и как нежелательно, чтобы он попал в наши руки. Но он попал. И вы отдали его добровольно. Почему?
Уотс отвернул лицо от пристального взгляда Девета.
— Я вынужден был это сделать в связи с угрозой применения насилия против моих солдат и офицеров, находившихся в поезде, — негромко сказал генерал и чуть заметно усмехнулся. Сорви-голова заметил эту усмешку. Возможно, заметил ее и Девет.
— Но вашим людям ничего не угрожало. Мы не собирались их расстреливать, — в разговор вмешался коммандант Поуперс. — Но я-то об этом не знал, — резюмировал Уотс и снова затянулся сигарой, явно удовлетворенный. Но все его поведение показалось Жану Грандье неестественным. Каким-то фальшивым, несмотря на простую логику генеральских рассуждений. Это, видно, чувствовал и Девет. Он несколько минут молчал. Затем снова обратился к Уотсу:
— Если вы, генерал, сказали нам всю правду, в чем я очень сомневаюсь, мы намерены предложить вашему командованию обмен вас на нашего генерала Принслоо, взятого в плен в прошлом августе, но если раскроется, что вы нас обманули…
— Вы меня расстреляете?! — закончил фразу Уотс. — Какой смысл мне вас обманывать? Ведь вы получили подлинные документы. На них настоящие подписи и печати. И существуют они в единственном экземпляре. — Неужели вы, генерал, думаете, что мы настолько наивны, чтобы поверить вам, — ироничным тоном произнес Девет. — Хотя я понимаю логику вашего начальства: буры, неотесанные мужики, легко клюнут на удочку… Они нас, как всегда, недооценили. Уж больно все прямолинейно. Признайтесь, что существовал и другой план. Настоящий. Где же он?
— Я его уничтожил, — после паузы проговорил Уотс. — Так было предписано по инструкции. В случае нападения подлинные документы уничтожить. Так я и сделал, когда поезд попал в засаду. Можете меня за это расстрелять. Но я выполнял свой долг солдата и патриота империи. Уотс сделал высокомерное лицо и отвернулся от Девета, уставившись оловянным взглядом на сидящего рядом с ним Леона Фортена. И вдруг взгляд его изменился. Из непроницаемого в одно мгновение он превратился в испуганный. Пальцы, держащие сигару, затряслись мелкой дрожью. Он смотрел на саквояж, который держал на коленях Леон Фортен. Это было всего несколько секунд. Затем Уотс снова взял себя в руки. Но этих секунд оказалось достаточно, чтобы Сорви-голова понял все. Он поднялся с полной уверенностью в своей правоте. Все сидящие за столом повернули к нему головы. — Господин командант-генерал, — произнес Жан Грандье, — я, кажется, знаю, где находится подлинный план, вернее его копия. Девет молча и внимательно взглянул на Сорви-голову. Тот указал в сторону Леона. Леон удивленно поднял брови. Очнулся от полусна Поль Редон и тоже с любопытством посмотрел на Жана. Уотс, очевидно, только в первый раз разглядел Жана Грандье в форме английского капитана. На лице его появилось выражение растерянности и недоумения, сменившееся ненавистью, когда Сорви-голова сказал:
— Мне кажется, копия плана находится в этом саквояже.
— Почему вы так решили? — спросил Девет.
— Это просто догадка и ее нужно немедленно проверить.
Жан встал из-за стола, подошел к Леону, взял саквояж и при свете свечи стал его внимательно осматривать и ощупывать. И почти тут же радостное восклицание слетело с губ Жана Грандье. Верхняя часть одной из кожаных стенок саквояжа была у самых металлических застежек аккуратно надрезана, образовав нечто подобное кармана. Жан засунул туда руку и извлек большой водонепроницаемый конверт с гербом Великобритании и надписью: "Лорду Китченеру в собственные руки. Совершенно секретно". Все собравшиеся удивленно переглянулись.
— Вот так фокус! — восторженно воскликнул Фанфан.
— Браво, Жан! — захлопал в ладоши Поль Редон.
— У меня просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение, — Девет подошел и крепко пожал руку капитану Сорви-голова. — От имени командования обеих республик благодарю вас.
Жан Грандье скромно поклонился. Голова генерала Уотса в отчаянии упала на грудь. Зубы откусили кончик сигары. Она свалилась на пол.
Жан спал почти половину суток в комнате наверху особняка. Им всем четверым отвели эту большую комнату за неимением других, свободных. Но нашим французам было не привыкать жить и вообще в отсутствии всякого комфорта. Мягкие чистые постели показались им райскими кущами, и они нежились в них до середины следующего дня. Обед им принесли прямо в постель те самые пожилые бурские женщины.
— Красота, — блаженно проговорил Фанфан, — прямо как в гостинице "Националь", — хотя, как известно, юный парижанин ни в каких гостиницах раньше не жил, а жил просто на улице, где его подобрал Жан Грандье.
— Слушай, хозяин, — обгладывая индюшачью косточку, задал Фанфан мучающий его с самого утра вопрос, — а как ты догадался, что эти документы в саквояже? И кто их туда положил?
— Да, Жан, — поддержал Леон, — мне интересен ход твоих умозаключений. Я не предполагал, что у тебя так развита логика. Жан поправил за спиной подушку и блаженно вытянул ноги.
— Собственно, никаких умозаключений не было, — с улыбкой проговорил он. — Как я тогда сказал, была всего лишь догадка. Знаете, как озарение. Я перехватил взгляд генерала Уотса, когда он смотрел на саквояж. Во взгляде был страх. А в чьих руках находился саквояж до того, как попал к нам с Фанфаном?
— У этого самого Бернетта-бандита! — воскликнул Фанфан. — А он украл его в Кейптауне у Леона.
— Как туда были засунуты секретные документы? — спросил Поль Редон, причесывая свою темноволосую шевелюру. — Об этом можно было только догадываться. Как нам известно, Барнетт из бандита превратился в офицера по особым поручениям, с неведомой пока целью посланного Сесилем Родсом в Блюмфонтейн. Ну, и, очевидно, где-нибудь у Родса в особняке они и познакомились с генералом Уотсом. И кому-то из них пришла в голову мысль подстраховаться на случай, если наши друзья буры совершат то, что они и совершили, — затормозили этот спецпоезд. Фальшивый план Уотс официально вручает, предварительно уничтожив настоящий. А Барнетт, в случае благоприятных обстоятельств, доставляет копию по назначению: Лорду Китченеру в собственные руки.
