— Спеши, девушка, — произнесла королева, прислушивавшаяся с большим вниманием к словам Жуаны, — ты не останешься без вознаграждения.
Жуана не слушала больше обещаний Изабеллы. Она, казалось, очень хотела погубить этих трех карлистов. Быстро завернулась она в монашескую рясу и стала незаметно пробираться за деревьями, чтобы достигнуть края рощи.
Изабелла и Евгения с волнением следили за ее движениями. Как ловкая и шустрая кошка, прошмыгнула она через кусты и достигла того места, которое одинаково было далеко, как от подстерегающего Филиппо, так и от менее внимательного Олимпио. Темное одеяние монаха и его осторожность помогли ему выбраться из рощи. Он ложился на землю и полз и таким образом остался незамеченным.
— Слава Пречистой Деве, — шептала Евгения, — теперь у меня другая надежда, ваше величество. Эта девушка смела и ловка! Нам следует здесь задержать врагов на несколько часов, и это нам удастся, если вы притворитесь изможденной и больной. Они не смогут проигнорировать ваш недуг, а нам главное — выждать время.
— Я хочу последовать твоему совету, — тихо ответила Изабелла и легла, положив свою голову на руки Евгении.
Монаха уже не было видно — казалось, как будто призрак, он бесследно пропал во тьме ночи. Какое-то время спустя Евгения заметила, что маркиз подошел к своим обоим приятелям и пригласил их немедленно продолжать поездку. Олимпио и Филиппо тоже поднялись, три офицера тихо между собой разговаривали, но все еще не было слышно или видно приближающейся помощи. Что, если Жуана не застала генерала Нарваэса… Олимпио подошел к девушкам.
— Извините, — сказал он, — нам нельзя больше отдыхать, мы должны ехать.
— Еще невозможно, — решительно возразила Евгения. — Вы — кавалер? Королева еще не в состоянии продолжать путь, сами посмотрите, как она изнурена и больна! О, уважьте и сжальтесь, мой благородный дон, или вы хотите нас убить?
Олимпио подумал немного — озабоченное лицо прекрасной Евгении произвело на него впечатление. Казалось, что Олимпио находил во фрейлине Монтихо большое очарование, поэтому слова ее поколебали его решимость. Он не почувствовал, что графиня, чья красота его очаровала, стала для него сиреной, которая прельстила его на погибель.
— Вы много требуете, донна, — сказал он нерешительно, — наша предосторожность требует продолжать путь перед рассветом.
— Посмотрите, моя повелительница не может подняться! Вы не будете так бесчеловечны, чтобы и далее везти за собой обессилевшую.
Олимпио, казалось, благосклонно отнесся к ее словам, но тут подошел Филиппо.
— Нельзя оставаться дольше, — нетерпеливо закричал он, — скорее вперед, иначе беда, — и, обратившись к Олимпио, тихо прибавил: — Клод уверяет, что вдали слышен шум приближающихся войск, и мне тоже так показалось, когда я приложил свое ухо к земле.
Молодая королева поднялась, опираясь на Евгению, она чувствовала, что была беззащитна во власти врагов и что от Жуаны нечего ждать никакой помощи. Графиня с королевой, которую она подвела к опушке леса, была уже наготове, когда топот приближающихся лошадиных копыт стал ясно слышен.
Филиппо, вскочивший на своего рысака, поскакал по опушке рощи, чтобы посмотреть, что означал этот шум, между тем как Клод и Олимпио держали своих лошадей наготове, чтобы при действительной опасности немедленно вскочить в седла.
Изабелла тревожно пожала руку Евгении, и, полная беспокойного ожидания, крепко прижала ее к себе другой рукой. Послышался голос генерала Нарваэса.
— Занять рощу, — раздалось в ночной тьме довольно ясно, чтобы могло быть услышано всеми обитателями рощи. Щелкали курки многочисленных винтовок. Со всех сторон ясно был слышен топот копыт.
— Измена! — вскричал вернувшийся Олимпио. — Нас окружают! На лошадей — нужно выдержать борьбу!
Прежде чем увидим, как геройски сражались в эту минуту карлисты, мы должны в нескольких словах объяснить, каким образом совершилось это молниеносное нападение.
Нарваэс, возвращаясь из увеселительного дворца в Толедо, не мог отказаться от незначительного изменения своего маршрута, чтобы, если только возможно, напасть на след трех опасных врагов. Он наткнулся на авангард генерала Конха, который состоял почти из ста хорошо вооруженных всадников, с которыми он продолжал теперь свои розыски, между тем как армия остановила свой форсированный марш в Толедо.
По счастливому случаю, три похитителя из войска карлистов не встретились на своем пути от Аранхуэса к роще с авангардом Нарваэса, поэтому монаху удалось за несколько тысяч шагов от леса попасть на королевские форпосты, где он немедленно, по его желанию, был представлен генералу.
Нарваэс узнал девушку. Он услышал от нее, что три всадника с похищенными дамами находились в роще, и тотчас же повел своих сто человек под мраком ночи к тому месту, на которое ему указала Жуана.
Маленький лесок легко было обложить. Превосходство силы предрешило исход схватки. Сотня воинов под предводительством опытного Нарваэса бросилась на трех карлистов — офицеров, которые за несколько минут, без сомнения, могли бы спастись, но единогласно предпочли борьбу. Они не могли предположить, что им трем придется сражаться против ста отлично вооруженных солдат, но даже если б они и знали о численном превосходстве врага, то не замедлили бы начать бой, который происходил у рощи. Это было не в первый раз, когда они противопоставляли превосходящей силе противника свою удаль и мужество.
Пока карлисты прицеливались из своих винтовок, Изабелла и Евгения убежали в чащу, чтобы там найти защиту. Вслед за тем грянули ружья.
Олимпио, увидев генерала Нарваэса, повернул свою лошадь в ту сторону, где находился последний, между тем как Филиппо и Клод де Монтолон бросились почти на двадцать человек атаковавших их солдат. Была жаркая битва, разгоревшаяся на опушке леса. Королевские воины вскоре почувствовали, что они имеют дело с опытными и смелыми бойцами, потому что после нескольких минут понесли большие потери.
Олимпио сражался как лев, и казалось, как будто направленные на него пули отскакивали от него. Темень ночи для него была благоприятна, а его подвижность стала причиной того, что пули пролетали мимо, не задевая его. Олимпио думал о Нарваэсе, с которым давно желал помериться силой, но сперва он должен был проложить себе к нему дорогу, так как генерал, озабоченный обстановкой, скакал вокруг рощи и теперь только приблизился к сражающимся.
Олимпио бросил свою винтовку, так как невозможно было и думать о том, чтобы ее зарядить, когда со всех сторон наступают враги. И оба свои пистолета он разрядил — трое из его врагов поплатились своими жизнями. Теперь он выдернул свою саблю и вступил с нею в сражение.
