– Было интересно, майор, придем ли мы к тем же умозаключениям.
– Мы, безусловно, пришли, сэр.
– Можете утешать себя, что он не додумался использовать ракетные войска. Вместо этого он попросил о помощи партизан. Некоторое количество кавалерии способно сделать жизнь в горах куда легче, – Шарп гадал, получила ли послание Тереза. Может, они увидятся на Рождество? Эта мысль была ему приятна. Нэрн забрал письмо и перевернул страницу. Лицо его стало серьезным. – Впрочем, вряд ли партизаны за это возьмутся. Испания верит, что именно британские войска напали на селение и осквернили церковь. Во всех церквях, джентльмены, должно быть, уже читаются проповеди о неотвратимости мести британцам за эту резню. Не уверен, что хотя бы кто-то в Испании был в безопасности под нашим флагом, – он явно имел в виду какую-то фразу из письма. Бросив письмо на стол, он улыбнулся Шарпу: – Вы пообещали ублюдкам время до нового года?
– Да, сэр.
– Придется нарушить слово, майор. Идите и убейте их на Рождество.
– Да, сэр.
Нэрн выглянул в окно. Дождь перестал, в облаках появился просвет, сквозь который виднелось синее небо. Шотландец просиял:
– Доброй охоты, джентльмены. Доброй охоты.
Капитан стрелков выглядел ужасающе. Левого глаза не было, глазницу прикрывала черная повязка, позеленевшая по краю. Большая часть правого уха также отсутствовала, два передних зуба заменял грубый протез. Все раны были получены в бою.
При виде Шарпа он щелкнул каблуками и отсалютовал. Четкость движений настоящего вояки несколько не вязалась с подозрительно мягкими интонациями голоса.
– Капитан Фредриксон, сэр, – Фредриксон выглядел гибким, как хлыст, и крепким, как окованный медью приклад винтовки.
Второй капитан, более плотный и менее уверенный, позволил себе улыбнуться, салютуя:
– Кросс, сэр. Капитан Кросс, – похоже, капитан Кросс хотел понравиться майору Шарпу. Фредриксону было наплевать.
В момент повышения Шарпа охватил восторг, но сейчас он чувствовал некоторую нервозность. Кросс хотел понравиться Шарпу, но и сам Шарп хотел нравиться тем, кто пойдет в бой под его началом. Он верил, что если проявит себя дружелюбным, отзывчивым и разумным, они последуют за ним более охотно. Но верность из доброты не произрастет, а значит, эти мысли надо гнать от себя.
– Чему улыбаетесь, капитан?
– Сэр? – глаза Кросса метнулись к Фредриксону, но одноглазый стрелок молча буравил взглядом стену. Улыбка исчезла.
Этих капитанов с их ротами Шарп поведет к Господним Вратам на непростую ночную операцию – а там не до дружелюбия, отзывчивости и разумности. Может, он потом им понравится – но сперва они его возненавидят, потому что он заставит их подчиняться своим правилам. Верность появляется только из уважения.
– Сколько вас?
Фредриксон ответил первым, как и рассчитывал Шарп:
– Семьдесят четыре человека, сэр. Четыре сержанта, два лейтенанта.
– Боезапас?
– На восемьдесят выстрелов, сэр, – слишком хорошо, чтобы быть правдой. Британский порох был лучшим в мире, и солдаты редко могли устоять перед искушением продать несколько патронов местным и заработать на этом пару монет. Но ответ Фредриксона также значил, что недостача – не его, Шарпа, дело. Он, Фредриксон, позаботится о том, чтобы люди пошли в бой с полными подсумками.
Шарп перевел взгляд на Кросса:
– А у вас, капитан?
– Пятьдесят восемь человек, сэр. Четыре сержанта, один лейтенант.
Шарп обвел взглядом роты, выстроившиеся на площади. Стрелки были уставшими, небритыми, буквально падали с ног. Они только что завершили нелегкий путь от Коа[66] и надеялись на теплые квартиры, еду и выпивку. Полдюжины лошадей, принадлежавших офицерам, вяло топтались перед строем зеленых курток. Шарп взглянул на солнце: до захода еще три часа.
– Берем дополнительные патроны, соответствующие распоряжения уже отданы. Я расскажу сержантам, где их получить.
Кросс кивнул.
– Сегодня ночью нам предстоит пройти десять миль. Офицерские лошади остаются здесь, – он повернулся спиной к изумленному капитану Кроссу. – Капитан?
– Ничего, сэр.
Фредриксон лишь улыбнулся.
Той ночью холод пробирал до костей. Разбив лагерь, они сделали шалаши из веток и сварили пайковую говядину в маленьких походных котлах. Стрелки никогда не использовали обычные для остальной армии фландрские котлы[67]: те были настолько тяжелыми, что таскать их приходилось мулам. Чтобы вскипятить такой котел, нужна была целая вязанка дров, поэтому легкие части армии Веллингтона пользовались маленькими трофейными котлами, как пользовались и удобными трофейными ранцами. Шарп с удовольствием оглядел три десятка походных костерков. Здесь была и его собственная рота, сильно поредевшая после летней кампании 1812 года: лейтенант Прайс, три сержанта и двадцать восемь застрельщиков из полка Южного Эссекса, к которым добавились Харпер и еще девять стрелков из 95-го, старого полка Шарпа, выживших после отступления из Ла-Коруньи четырьмя годами ранее. Прайс, сидевший у костра вместе с Шарпом, взглянул на майора и поежился.
– Нам нельзя с вами, сэр?
– Ты носишь красный мундир, Гарри.
Прайс выругался.
– Все будет в порядке, сэр.
– Нет, не будет, – Шарп кончиком ножа вытащил из огня каштан. – До Рождества работы хватит, Гарри. Уж поверь мне.
Прайс обиженно проворчал:
– Да, сэр, – затем, не в силах долго дуться, ухмыльнулся и мотнул головой в сторону костров. – Задали вы им, сэр. Хотя не знаю, что тут было сложного.
Шарп расхохотался. Два лейтенанта, непривычные к отсутствию удобных седел, с трудом доковыляли десять миль. Стрелки же, поворчав, смирились: Шарп оказался просто еще одним ублюдком, лишившим их теплой постели и шанса на девчонку. Взамен им предлагалось спать в чистом поле в декабре.
Прайс снова выругался: каштан обжег ему пальцы.
– Они определенно заинтересовались, сэр.
– Заинтересовались?
– Наши парни переговорили с ними. Рассказали пару баек, – он ухмыльнулся, когда каштан наконец выскользнул из кожуры. – Сообщили, как долго способен протянуть человек под командой майора Шарпа.
– Боже, Гарри! Не слишком ли это для них?
Прайс радостно пробурчал с набитым ртом:
– Они крепкие ребята, сэр. Они сдюжат.
Крепкие ребята, да. 60-й полк Королевских американских стрелков был создан в Тринадцати колониях[68] до восстания. Из них воспитывали снайперов, следопытов, лесных охотников. С потерей Америки ряды 60-го пополнили британцы и высланные немцы – последних в составе полка было не меньше половины. Шарп узнал, что мать Фредриксона была англичанкой, а отец – немцем, поэтому капитан свободно говорил на обоих языках. А Харпер познакомил майора и с ироническим прозвищем, данным Фредриксону солдатами его роты: капитана Вильяма Фредриксона, одного из самых суровых армейских офицеров, окрестили Милашкой Вильямом.[69]
