«Что делать? — задумался я. — Идти дальше — бесполезно, ибо она заперла дверь на ключ. Вернуться к себе? Нет, я последую за ней и, если мы столкнемся, повторю ту же отговорку. Таким образом я смогу получить какие-нибудь вести или удар кинжалом».
С бесшумностью змеи я завернул за угол и стал подниматься по лестнице. Лестница была длинная и спиральная, как в церковной башне, но в конце концов я добрался до верхней площадки и увидел дверь. Дверь была очень старая, растрескавшаяся; сквозь нее пробивался свет и слышались голоса — Шамана Симбри и Хании.
— Тебе удалось что-нибудь выяснить, племянница? — спросил мужской голос. И женский отозвался:
— Немногое, очень немногое.
Желание знать, что происходит, придало мне смелости; я подкрался ближе и посмотрел в широкую трещину. Прямо передо мной, в свете висячей лампады, опираясь рукой о стол, за которым сидел Симбри, стояла Хания. Она была очень хороша собой в пурпурной мантии и небольшой золотой диадеме, из-под которой ее волосы волнами сбегали на лебединую шею и грудь. Ясно было, что она нарядилась ля какого-то особого случая, подчеркнув свою природную красоту всеми известными женщинам ухищрениями. Симбри пристально смотрел на нее; и даже в его холодных, бесстрастных чертах угадывались страх и сомнения.
— О чем был ваш разговор? — спросил он.
— Я расспрашивала его, зачем они прибыли в эту страну; мне только удалось выяснить у него, что они ищут какую-то прекрасную женщину, больше он ничего не хотел сказать. Когда я спросила его, красивее ли она, чем я, он любезно ответил — я думаю, то была простая любезность, — что нас трудно сравнивать, она совершенно другая. На это я сказала: хотя и не приличествует мне высказывать свое мнение, все мужчины считают, что ни одна женщина в стране не может соперничать со мной красотой, к тому же я — владычица страны и его спасительница. Сердце мне подсказывает, добавила я, что именно я та женщина, кого он ищет.
— Ладно, племянница, — нетерпеливо сказал Симбри, — мне не хотелось бы слышать о твоих уловках, без сомнения весьма искусных. Что дальше?
— Он сказал: «вполне вероятно», ибо он полагает, что та, о ком речь, возродилась, — и внимательно меня осмотрел, а затем спросил, погружалась ли я в огонь. Я ответила, что меня и сейчас сжигает огонь — огонь мук. Тогда он сказал: «Покажи мне свои волосы», — и я вложила свой локон ему в руку. Он выронил его и из этой сумочки, что он не снимает с шеи, достал длинную прядь — более прекрасных волос я не видела в своей жизни, ибо эта прядь была мягкая, словно шелк, и длиной от моей диадемы до земли. И ни одно вороново крыло не может сверкать так ярко в солнечных лучах, как сверкала эта благоухающая прядь.
«Твои волосы очень красивы, — сказал он, — но, как видишь, они отличаются от этих».
«Возможно, — ответила я. — Таких волос нет ни у одной смертной женщины».
«Верно, — подтвердил он, — та, кого я ищу, отнюдь не смертная женщина».
Несмотря на все мои ухищрения, он больше ничего не сказал, поэтому, чувствуя, что в моем сердце вскипает ненависть против этой таинственной незнакомки, и, опасаясь, как бы не наговорила чего-нибудь такого, о чем лучше было бы молчать, я оставила его. Прошу тебя, загляни в книги, открытые твоей мудрости, и узнай хоть что-нибудь об этой женщине: кто она, где обитает. И поторопись, чтобы я успела найти ее и убить, если смогу.
— Да, если сможешь, — сказал Шаман. — И если она — среди живых. Но скажи, с чего нам начать наши поиски? Да, вот это письмо с Горы, которое недавно прислал верховный жрец Орос. — Он вытащил пергамент из груды бумаг на столе и поглядел на нее.
— Читай, — велела она. — Я хочу прослушать его еще раз.
И он прочитал:
От Хесеа из Дома Огня — Атене, Хании Калуна.
Сестра!
Я получила предупреждение, что в твою страну скоро прибудут два иноземца из западной земли; они хотят задать вопрос моему Оракулу. Поэтому в первый день следующей луны я повелеваю, чтобы ты и Симбри, твой двоюродный дед, мудрый Шаман, Хранитель Ворот, были на берегу реки в ущелье — в том месте, где обрывается древняя дорога, — ибо именно там спустятся иноземцы. Окажите им всевозможную помощь и благополучно препроводите их на Гору; знайте, что вы оба — и ты и он — в ответе за них. Сама я не могу их встретить, дабы не нарушить заключенный между нами договор, который не позволяет Хесеа из Святилища посещать Калун, кроме как во время войны. Их прибытие предопределено.
— Выходит, — сказал Симбри, откладывая пергамент, — они отнюдь не случайные странники, их ожидает сама Хесеа.
— Нет, не случайные странники, — отозвалась Атене, — одного из них ожидало мое сердце. По причинам, тебе известным, Хесеа не может быть этой женщиной.
— На Горе живет много женщин, — сухо проронил Шаман, — если женщины имеют ко всему этому какое-то отношение.
— Я, во всяком случае, имею, и я не отпущу его на Гору.
— Племянница, Хес могущественна, и в ее вроде бы мирных словах заключена ужасная угроза. Она могущественна исстари, у нее есть слуги на земле и в небесах; они-то предупредили ее о прибытии этих людей и, конечно, сообщат обо всем, что с ними будет. Я — се враг, я знаю это; вот уже много поколений знает это и дом Рассенов. Поэтому не перечь ее воле, чтобы ее месть не обрушилась на нас всех, ведь она — дух и ужасна в гневе. Она пишет, что прибытие предопределено.
— А я говорю, что один из них останется здесь. Другой, если захочет, может отправляться.
— Скажи прямо, Атене, чего ты добиваешься: чтобы этот человек, которого зовут Лео, стал твоим любовником?
Она поглядела ему в глаза и смело ответила:
— Нет, я хочу, чтобы он стал моим мужем.
— Но и у него должно быть такое желание, а этого что-то не заметно. И как одна женщина может иметь двух мужей?
Она положила руку ему на плечо:
— У меня нет мужа. И ты хорошо это знаешь, Симбри. Заклинаю тебя узами нашего близкого родства: приготовь новое зелье…
— Чтобы мы были связаны более тесными узами — узами убийства? Нет, Атене; твой грех и так уже лежит тяжким бременем на моей совести. Ты очень хороша собой; попробуй уловить его в свои сети или же отпусти, что было бы гораздо лучше.
— Не могу отпустить. Хотела бы, чтобы смогла, но не могу. Я люблю его так же сильно, как ненавижу ту, кого он любит, но что-то отвращает от меня его сердце. О, великий Шаман, ты, что смотришь и шепчешь заклятия, ты, что читаешь книгу Будущего и Прошлого, скажи мне, что говорят твои звезды, твое провидение.
— Много утомительных часов я занимался своим делом в тайном уединении, и вот что я узнал, Атене, — сказал он. — Ты права, судьба этого человека тесно сплетена с твоей, но между вами — стена, непроницаемая для моих глаз; не могут перебраться через нее и мои слуги. Но мне удалось выяснить, что тебе и ему, а также и мне угрожает смерть.
