Глубокое, торжественное молчание воцарилось в комнате, словно в храме. Король беззвучно молился, подняв глаза к небу. Адриенна и Марсель стояли на коленях у постели. Наконец, пересилив себя, Адриенна поднялась и, поклонившись королю, сообщила ему последнюю волю покойной.
— Это снова подтверждает нам всем, как она дорожила воспоминаниями о прошлом, — с горечью и радостью одновременно проговорил король. — Она хочет упокоиться близ Сорбонского дворца, там, где прошла ее молодость, где она баюкала тебя, Марсель. Я поручаю тебе перевезти тело в Сорбон и немедленно прикажу возвести над местом ее последнего пристанища ажурный купол. И обязательно буду присутствовать на погребении.
Король подошел к ложу, простился с Серафи последним долгим взглядом и, постояв минуту со склоненной головой, вышел из комнаты.
Приехав в Версаль, Людовик заперся у себя в покоях и несколько дней оставался в одиночестве, не принимая никакого участия в придворных делах и заботах.
Между тем во дворце Сорбон уже все было подготовлено для последнего прощания. На стенах и башнях развевались траурные флаги, ворота были обиты черным сукном, дорога усыпана цветами.
И вот наступил тот скорбный час, когда саркофаг с телом Серафи был доставлен во дворец и после панихиды в присутствии короля, парижского архиепископа и многочисленной свиты короля был опущен в склеп.
XXXI. КАРА НЕБЕСНАЯ
Когда Бофор, убежденный, что у него не осталось никакой надежды отвратить постигшую его немилость короля, быстро направлялся к выходу из версальских садов, он встретил неожиданно попавшегося ему навстречу королевского камергера маркиза д'Ормессона — единственного из всех прежних сторонников, оставшегося верным ему.
— Я уезжаю из Версаля, маркиз, — мрачно проговорил Бофор. — Между мною и королем произошла серьезная сцена, и некоторое время я не буду являться ко двору.
Д'Ормессон подобострастно поклонился, заверив:
— Если я каким‑либо образом должен доказать вашей светлости свою преданность, то я готов!
Бофор кивнул, угрюмо бросив:
— Посмотрим. То, что случилось, не может продолжаться долго. Я так просто не сдамся!
Камергер снова поклонился, с готовностью подтвердив:
— Вы во всем можете полагаться на меня, ваша светлость!
— Я принимаю ваше обещание, маркиз, — ответил Бофор. — И вы не пожалеете, что сохранили мне преданность… А сейчас ступайте во дворец. Посторонним незачем видеть нас вместе и знать о нашем разговоре. Если вы мне понадобитесь, я дам знать.
Камергер поклонился герцогу и последовал его совету, а Бофор, больше нигде не задерживаясь, отправился в свои версальские апартаменты, чтобы спокойно и обстоятельно обдумать, как повести дело дальше.
К утру бессонной ночи решение созрело. Последние слова разговора короля с Марселем, подслушанного в аллее, послужили отправной точкой при составлении плана, который вызвал на лице Бофора сатанинскую ухмылку злобного удовлетворения.
Итак, задача была прежней — избавиться от ненавистного врага. Для этого прежде всего надо ослабить его влияние на короля, и затем постепенно подняться на прежнюю высоту.
Он велел послать за маркизом д'Ормессоном. И когда тот явился, Бофор прямо и без обиняков сказал:
— Я напоминаю вам, маркиз, ваше обещание и предоставляю вам возможность оказать мне услугу.
Камергер поклонился и коротко произнес:
— Вам остается только приказать.
— Дело совершенно простое и безопасное, — заверил Бофор. — Я вспомнил, что вы сами вписываете нужные слова в предписания об аресте лиц, которые при таинственных обстоятельствах выходят из кабинета короля.
— Да, это поручено мне, — подтвердил камергер. — Однако в последнее время таких предписаний не делалось.
— Это неважно! — воскликнул Бофор. — Вы ведь по–прежнему имеете право отдать коменданту Бастилии такое распоряжение?
— Разумеется! — подтвердил маркиз и поинтересовался: — Чье имя вы хотели бы вписать?
Бофор внимательно посмотрел на него и уточнил:
— На бланках предписаний стоит подпись короля, и вам остается только вписать то или иное имя?
— Да, это так, ваша светлость.
Герцог помолчал, напряженно размышляя и взвешивая все «за» и «против», и наконец отчетливо проговорил:
— Так впишите вот что. Коменданту предписывается задержать в крепости первого, кто сам в один из ближайших дней явится в Бастилию, не обращая внимания на то, сколь высокое положение он занимает в государстве.
— Не обращая внимания на имя и титул. Я правильно понял, ваша светлость?
Бофор кивнул и предупредил:
— Это предписание надо отправить немедленно. В крайнем случае — завтра, маркиз. А дальнейшее предоставьте мне.
— Ваша светлость! — вдруг с некоторым сомнением проговорил камергер. — Дело несколько необычное. И если все откроется, могут быть неприятности.
Бофор с удивлением взглянул на него и спросил:
— Почему? Потому что король не поручал вам выдать такое предписание? Будьте спокойны, уж об этом я сам позабочусь. Подобное случалось, по крайней мере, сотню раз, когда надо было избавиться от надоевшей персоны без шума. Отдается приказание, человек исчезает, и концы в воду.
Камергер не стал спорить и учтиво поклонился. Герцог благосклонно протянул ему руку и сказал:
— Ну что ж, не станем медлить. Ступайте, маркиз, я рассчитываю на вас.
Д'Ормессон, в отличие от многих, все еще надеялся, что рано или поздно положение герцога восстановится и он приобретет прежнюю почти безраздельную власть. И тогда герцог наверняка сполна уплатит за важные услуги и преданность.
Выпроводив камергера, Бофор тут же отправился в свой дворец. Сатанинская улыбка по–прежнему играла на его лице — хитроумный план близится к завершению. Остается подождать всего несколько дней и — победа!
Тем временем камергер д'Ормессон, вернувшись в королевский дворец, заполнил пробелы в бланке предписания об аресте, следуя указаниям герцога, и отослал его с курьером в Бастилию, нисколько не опасаясь вызвать удивление коменданта, — подобные приказания не были в диковинку, так как эта процедура была в ходу уже при Людовике XIV и в Бастилии постоянно томилось несколько таинственных узников, имена которых даже не заносились в список.
Бастилия. Это старинное сооружение было заложено в 1369 году, а окончено в царствование Карла VI в 1383. Тогда Бастилия имела двойное назначение — завершить ряд парижских укреплений в районе улицы Святого Антония и в то же время удерживать парижскую чернь от попыток поднять восстание.
Странная причуда судьбы — ее строитель оказался в числе первых арестантов. Обвиненный в ереси, он был брошен в казематы, которые сам и построил! Потом здесь целых тринадцать лет провел герцог Немур. Да еще не просто в камере, а в железной клетке.
