Поэтому Данглар лег спать в обычный час и спал спокойно.
Вильфор, получив от графа де Сальвье рекомендательное письмо, поцеловал Рене в обе щеки, прильнул губами к руке маркизы де Сен-Меран, пожал руку маркизу и помчался на почтовых по дороге в Экс.
Старик Дантес, убитый горем, томился в смертельной тревоге.
Что же касается Эдмона, то мы знаем, что с ним сталось.
Глава 10
МАЛЫЙ ПОКОЙ В ТЮИЛЬРИ
Оставим Вильфора на парижской дороге, где, платя тройные прогоны, он мчался во весь опор, и заглянем, миновав две-три гостиных, в малый тюильрийский покой, с полуциркульным окном, знаменитый тем, что это был любимый кабинет Наполеона и Людовика XVIII, а затем Луи-Филиппа.
В этом кабинете, сидя за столом орехового дерева, который он вывез из Гартвеля и который, в силу одной из причуд, свойственных выдающимся личностям, он особенно любил, король Людовик XVIII рассеянно слушал человека лет пятидесяти, с седыми волосами, с аристократическим лицом, изысканно одетого. В то же время он делал пометки на полях Горация, издания Грифиуса, издания довольно неточного, хоть и почитаемого и дававшего его величеству обильную пищу для хитроумных филологических наблюдений.
— Так вы говорите, сударь… — сказал король.
— Что я чрезвычайно обеспокоен, ваше величество.
— В самом деле? Уж не приснились ли вам семь коров тучных и семь тощих?
— Нет, ваше величество. Это означало бы только, что нас ждут семь годов обильных и семь голодных; а при таком предусмотрительном государе, как ваше величество, голода нечего бояться.
— Так что же вас беспокоит, милейший Блакас?
— Ваше величество, мне кажется, есть основания думать, что на юге собирается гроза.
— В таком случае, дорогой герцог, — отвечал Людовик XVIII, — мне кажется, вы плохо осведомлены. Я, напротив, знаю наверняка, что там прекрасная погода.
Людовик XVIII, хоть и был человеком просвещенного ума, любил нехитрую шутку.
— Сир, — сказал де Блакас, — хотя бы для того, чтобы успокоить верного слугу, соблаговолите послать в Лангедок, в Прованс и в Дофине надежных людей, которые доставили бы точные сведения о состоянии умов в этих трех провинциях.
— Canimus surdis[4], — отвечал король, продолжая делать пометки на полях Горация.
— Ваше величество, — продолжал царедворец, усмехнувшись, чтобы показать, будто он понял полустишие венузинского поэта, — ваше величество, быть может, совершенно правы, надеясь на преданность Франции; но, думается мне, что я не так уж неправ, опасаясь какой-нибудь отчаянной попытки…
— С чьей стороны?
— Со стороны Бонапарта или хотя бы его партии.
— Дорогой Блакас, — сказал король, — ваш страх не дает мне работать.
— А ваше спокойствие, сир, мешает мне спать.
— Постойте, дорогой мой, погодите: мне пришло на ум пресчастливое замечание о Pastor quum traheret;[5] погодите, потом скажете.
Наступило молчание, и король написал мельчайшим почерком несколько строк на полях Горация.
— Продолжайте, дорогой герцог, — сказал он, самодовольно подымая голову, как человек, считающий, что сам набрел на мысль, когда истолковал мысль другого. — Продолжайте, я вас слушаю.
— Ваше величество, — начал Блакас, который сначала надеялся один воспользоваться вестями Вильфора, — я должен сообщить вам, что не пустые слухи и не голословные предостережения беспокоят меня. Человек благомыслящий, заслуживающий моего полного доверия и имевший от меня поручение наблюдать за югом Франции (герцог слегка замялся, произнося эти слова), прискакал ко мне на почтовых, чтобы сказать: страшная опасность угрожает королю. Вот почему я и поспешил к вашему величеству.
— Mala ducis avi domum[6], — продолжал король, делая пометки.
— Может быть, вашему величеству угодно, чтобы я оставил этот предмет?
— Нет, нет, дорогой герцог, но протяните руку…
— Которую?
— Какую угодно; вот там, налево…
— Здесь, ваше величество?
— Я говорю налево, а вы ищете направо; я хочу сказать — налево от меня; да, тут; тут должно быть донесение министра полиции от вчерашнего числа… Да вот и сам Дандре… Ведь вы сказали: господин Дандре? — продолжал король, обращаясь к камердинеру, который вошел доложить о приезде министра полиции.
— Да, сир, барон Дандре, — отвечал камердинер.
— Да, барон, — сказал Людовик XVIII с едва заметной улыбкой, — войдите, барон, и расскажите герцогу все последние новости о господине Бонапарте. Не скрывайте ничего, как бы серьезно ни было положение. Правда ли, что остров Эльба — вулкан, и он извергает войну, ощетинившуюся и огненную: bella, horrida bella[7]?
Дандре, изящно опираясь обеими руками на спинку стула, сказал:
— Вашему величеству угодно было удостоить взглядом мое вчерашнее донесение?
— Читал, читал; но расскажите сами герцогу, который никак не может его найти, что там написано; расскажите ему подробно, чем занимается узурпатор на своем острове.
— Все верные слуги его величества, — обратился барон к герцогу, должны радоваться последним новостям, полученным с острова Эльба. Бонапарт…
Дандре посмотрел на Людовика XVIII, который, увлекшись каким-то примечанием, не поднял даже головы.
— Бонапарт, — продолжал барон, — смертельно скучает; по целым дням он созерцает работы минеров в Порто-Лангоне.
— И почесывается для развлечения, — прибавил король.
— Почесывается? — сказал герцог. — Что вы хотите сказать, ваше величество?
— Разве вы забыли, что этот великий человек, этот герой, этот полубог страдает накожной болезнью?
— Мало того, герцог, — продолжал министр полиции, — мы почти уверены, что в ближайшее время узурпатор сойдет с ума.
— Сойдет с ума?
— Несомненно; ум его мутится, он то плачет горькими слезами, то хохочет во все горло; иной раз сидит целыми часами на берегу и бросает камешки в воду, и если камень сделает пять или шесть рикошетов, то он радуется, точно снова выиграл битву при Маренго или Аустерлице. Согласитесь сами, это явные признаки сумасшествия.
— Или мудрости, господин барон, — смеясь, сказал Людовик XVIII, — великие полководцы древности в часы досуга забавлялись тем, что бросали камешки в воду; разверните Плутарха и загляните в жизнь Сципиона Африканского.
Де Блакас задумался, видя такую беспечность и в министре и в короле.
Вильфор не выдал ему всей своей тайны, чтобы другой не воспользовался ею, но все же сказал достаточно, чтобы поселить в нем немалые опасения.
— Продолжайте, Дандре, — сказал король, — Блакас еще не убежден, расскажите, как узурпатор обратился на путь истинный.
