Карету встряхивает, пассажиров бросает влево. Серега со свистом выдыхает сквозь зубы. Карел, изрядно приложившийся о стенку, до крови прикусывает губу и закрывает глаза. Побелевшие пальцы стискивают край сиденья. Лека выглядывает в окно и ищет рукоять шпаги. Впрочем, ничего опаснее деревьев за окном не наблюдается. Просто тревожит назойливое внимание империи…
4. Сэр Оливер, капитан гвардии короля Анри Грозного
Навстречу карете выбегает мальчишка-паж.
— Наконец-то, господин!
— Все сделал?
— Лучшая комната, две кровати, ужин, лекарь, — тараторит паж. — Все ждет.
— Помоги. Карел, мальчик мой… Э, да он без чувств!
— Я? — бормочет Карел. — Уж лучше бы я, в самом деле, был без чувств…
— Вылезай. Помоги, Ричард!
С придушенным стоном Карел валится на руки пажу. Сэр Оливер прыгает следом, подхватывает. Оглядывается — Лека, поддерживая Серегу, уже стоит рядом.
— Антуан, ты знаешь, что делать дальше. Не мешкай. Веди, Ричард.
Антуан цокает языком. Карета неторопливо трогается: тяжеловесные, мощные кони не знают, кажется, никаких аллюров, кроме шага. Двери «Счастливого путника» распахиваются перед постояльцами.
Суетливый хозяин, повторяя бесчисленные «чего изволит благородный господин», ведет их в комнату — похоже, и впрямь лучшую. Просторная, с чистой занавеской на широком окне, с уютными стульями вокруг накрытого белоснежной скатертью круглого стола… главное — с двумя кроватями, думает Лека, укладывая Серого. Остальная роскошь без надобности.
— Эх, Антипыча бы сюда, — стонет Серега. — Карел как, нормально?
— Жить буду, — отзывается со своей кровати Карел. — Может, даже поумнею… если прав был господин аббат, когда грозился проклятущее руническое письмо довести до моего ума через битье.
— Хозяин, ужин, — отрывисто бросает сэр Оливер. — Ричард, где лекарь?
— Вот он я, — возникает за плечом капитана маленький тощий человечек в монашеской рясе. — Это те самые молодые люди… хм?
— Твое какое дело, — бурчит капитан. — Те самые, эти самые… ты лечи знай.
— Пришел негласный приказ, — чуть слышно сообщает лекарь. — Через старшин нашей гильдии. Не оказывать помощи…
Капитан багровеет.
— Господин, поймите меня, я не хочу неприятностей, — тараторит лекарь. — Вот, извольте глянуть, я принес все необходимое. Вот мазь, а это — добавить в вино и выпить. После мази, обязательно после! Неприятно, но иначе нельзя. Пять капель на кубок, не больше! Поверьте, господин, я бы рад… но ведь не против королевской воли! Я даже не возьму денег… только умоляю, господин, забудьте о том, что я тут был.
И проклятый лекаришка улетучивается, будто его и впрямь в помине не было.
Карел хрипло смеется.
— Мальчик мой… — Сэр Оливер откупоривает флакон, нюхает. — Ясно, сонное зелье… это хорошо, это правильно… Карел, мальчик мой, по совести говоря, ты и в самом деле сглупил. Не повтори этой ошибки. Тебе нельзя возвращаться в Корварену.
— Знаю.
— Куда ты думаешь… Терпи, мазать буду.
— Уж точно не к императору в зятья, — сквозь зубы бормочет Карел. — Что за гадость?! Сэр Оливер, от нее только хуже!
— Терпи. Снадобье верное, сам таким пользовался… хотя верно, гадость. Парень, как там тебя, бери мазь…
Лека зачерпывает мази, отходит к Сереге.
— Готов?
— Угу.
Спину обжигает ледяным огнем. Гадость? Слишком слабо сказано! Серый утыкается лицом в подушку. Лека до темноты в глазах сжимает зубы, продолжая осторожно втирать «верное снадобье» в исполосованную глубокими рубцами спину побратима. Правда, Антипыча бы сюда… Дикая страна эта Таргала, приличного… да что там, хоть захудалого магознатца днем с огнем не найдешь… вот и лечатся дрянью, способной здорового ухайдакать.
Распахивается дверь, впуская слугу с громадным подносом. Пахнет, надо признать, одуряюще. Лека сразу вспоминает, что нормально ел прошлым вечером… если, конечно, привычно скромный ужин у мадам Урсулы можно назвать нормальной едой. Вот только Сереге с Карелом сейчас не до жаркого или окорока… Он встает, обтирая руку о штаны, — от мази пощипывает ладонь. Спрашивает:
— Это для кого? Что, — кивает на Серегу, — они будут сейчас утку грызть? Малый, нужно что-то такое, что и жевать-то незачем, понял?
— Оставь. — Сэр Оливер кладет руку Леке на плечо: — Ты сам-то когда ел? А им сейчас только заснуть, их кормить утром будем… Вина принес?
— А как же, ваша благородная милость, — кивает слуга, — самого что ни на есть…
— Проваливай. За подносом придешь утром.
Сэр Оливер наливает два кубка вина, капает в каждый зелья из флакона — по пять капель, — говорит:
— Понимаешь, парень, после той пакости, которой мы их намазали, только с зельем и заснешь… а заснуть надо. Обязательно. Иначе, пока впитается, вовсе сбрендишь…
Еще бы, думает Лека… я от половины этой боли выть готов. Представляю, каково Карелу…
5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Льет дождь. Мы сидим у брата библиотекаря. Мне нравится здесь. Здесь светло, но свет не настолько яркий, чтобы от него болели глаза. Зато я лучше обычного вижу лицо Сержа. Он, в самом деле, осунулся, или я просто давно не приглядывался к нему?..
Уже я рассказал все, что узнал за эти дни, а брат библиотекарь — то, что помнил из прочитанного когда-то списка хроник Смутных времен, составленных придворным хронистом короля Карела со слов своего господина. И не было в тех хрониках ни об отречении Анри Грозного от единственного сына, ни о позорном столбе… ни о принце Валерии и его друге Сереге.
— Почему же он не велел написать о своих друзьях? — в третий или четвертый раз спрашивает брат библиотекарь. — Ведь они друзьями были? Анже?
— Да, — отвечаю я. — Друзьями.
— Попомните мои слова, что-то случится! — Серж непривычно хмур, и я думаю: сейчас опять начнет сетовать на мое рвение в дознании. Но он лишь качает головой — и замолкает.
А мне приходит вдруг в голову, что и без того столько уж случилось, о чем не знали мы из сказания! А как сложится дальше… Что ж, если будет на то воля Господня, мы это узнаем. А нет — значит, и незачем людям знать. И раз уж наделил меня Господь даром видеть прошлое, глупо сомневаться и гадать, к чему приведет Его дар. Надо просто принять свое назначение и свою судьбу…
6. Нина, королева-ведьма
Лека вяло обгрызает утиную ногу. Хочется лечь рядом с Серегой, зажать в зубах угол подушки… Впрочем, жесткая утиная нога тоже для этого подходит. Даже больше, чем для утоления голода…
Серый дышит тихо и ровно, Карел — хрипло, временами что-то бормоча и вскрикивая. Мальчишка-паж уснул за столом, уронив на руки встрепанную голову. Сэр Оливер стоит у окна, откинув уголок шторы. Лека потянулся было налить вина — но не решился. Побоялся уронить кувшин.
