Фернан шел среди товарищей и сердце его замирало от ужаса. Неужели это тот самый город, который так поразил испанцев два года назад? Теночтитлан напоминал увядший цветок, который, потеряв изящество, нежный аромат и яркость красок, осыпался со стебля бурым и бесформенным пятном, вялым и дурно пахнущим.
Везде царило невероятное запустение. Сады, полные фруктов и цветов, так очаровавшие конкистадоров, совершенно исчезли. Все, что можно было съесть, вплоть до листьев и стеблей, было съедено. Стволы деревьев пошли на топливо для костров. Широкие и утоптанные дороги оказались полностью вспаханы и покрыты ямами и рвами, как будто чудовищные когти терзали тело столицы. Так оно, пожалуй, и было. Когти голода и жажды истязали горожан, и они копали землю на каждом шагу, тратя последние силы в призрачной надежде откопать какой-нибудь съедобный корень, сочного червяка или личинку. А то и выкопать колодец. Увы, вода почти в каждом таком колодце оказывалась соленой.
Дома стояли пустые, холодные, темные и безмолвные, как надгробия на давно заброшенном кладбище. Этот огромный некрополь покидали сейчас даже души. Именно так, скорее бесплотными духами, чем живыми людьми представлялись испанцам последние жители Теночтитлана. Невероятно худые, изможденные, с запавшими от голода и горя глазами, они брели, понурившись и бессильно опустив руки. Кортес не препятствовал беженцам, которые хотели уйти от ужасов войны. И тысячи человек покинули столицу уже давно. Но тысячи и остались. Те, кто до последнего дня, до пленения Куаутемока верил в то, что удастся отстоять город. И вот теперь они, сломленные горем, все-таки уходили из Теночтитлана. Уносили с собой всю тяжесть разочарования и осознание того факта, что борьба оказалась бесплодной.
После них на этом огромном кладбище остались только покойники. Вот уж в чем здесь не ощущалось недостатка. Сотни мертвых людей, погибших в боях, от болезней и от голода. Их негде было хоронить, да и сил на это у защитников уже не оставалось.
— Не пойму я этих индейцев, — пробормотал Себастьян, морщась от ужасного запаха разложения. — Принесенного в жертву человека съесть могли без раздумий, а вот просто погибших не тронули.
— Наверное, съесть жертву — это правильно с точки зрения их безумной веры, — ответил Фернан. — Впрочем, не хочу даже разбираться. Слава богу, что все окончено.
Вид опустевшего, заваленного мертвецами Теночтитлана вызывал у него отвращение и шок. Затерянный в джунглях город, на который они когда-то наткнулись в своих блужданиях, не будил таких отвратительных чувств. Там люди как будто исчезли по волшебству, оставив дома нетронутыми. Здесь же глаза ежесекундно натыкались на свидетельства того, что в столице шла война.
— Почему же эти упрямцы раньше не сдались? — почувствовав укол вины, прошептал Фернан. — Понятно же было, что город им не отстоять.
— Да все по той же причине, — заметил Риос. — Религия. Вспомни их жрецов. Вот они всегда были нашими главными противниками. Эти шарлатаны, небось, до последнего дня твердили, что боги придут и спасут своих верных слуг. А уж ацтеки, привыкшие к тому, что Теночтитлан непобедим, были слишком изумлены, когда их взяли в осаду. Испуганные и сбитые с толку, они только на жрецов и надеялись.
— И все же они храбро сражались, — вздохнул Гонсалес.
Эрнан Кортес, оставив Куаутемока в роли номинального правителя, приказал ему сделать столицу снова пригодной для жизни. Работа предстояла титаническая. Нужно было очистить город от трупов, отремонтировать поврежденные дома, восстановить работу акведука. Кортес лично следил за ходом строительных работ. Но он отчетливо понимал, что Теночтитлан уже никогда не будет таким же великолепным и неповторимым, как во времена своего расцвета. Слишком сильны были раны, нанесенные столице. А возвести заново десятки дворцов, высадить здесь тысячи деревьев, очистить каналы, перекинуть через них многие сотни мостов… Все это просто нереально сделать в стране, которая слишком ослабела из-за длительной войны.
Но главное в другом. Теночтитлан больше не будет столицей государства ацтеков. Он станет частью испанской империи. Постепенно он примет совершенно европейский вид. То, что делало его уникальным — гигантские гордые пирамиды, пышные дикарские храмы, мрачные барельефы и чудовищные скульптуры богов и демонов — отныне кануло в Лету. Кортес писал письма королю Испании, где рассказывал ему в том числе и о чудесах Теночтитлана. Но он прекрасно понимал, что человеческий язык слишком беден и не может передать того ошеломляющего впечатления, которое оказывает на посетителей столица империи. Отныне никто уже не увидит город таким, каким он предстал когда-то конкистадорам.
Что же, Эрнан Кортес мечтал увидеть чудеса и преодолеть любые трудности, совершить небывалый подвиг и прославиться. Похоже, он этого достиг. А заодно покорил гигантскую империю и увеличил испанские владения чуть ли не в два раза всего-то за одну экспедицию. Чудеса оказались уж слишком густо замешаны на крови. Крови жертв, проливавшейся на алтарях, крови испанцев, ацтеков, тлашкаланцев, тотонаков и многих других сражавшихся в этой войне.
А время чудес подошло к концу. И наступило время рутины. Первые корабли стали прибывать из Испании еще во время осады города. Они везли не столько подкрепления — много ли солдат может уместить небольшое судно, плывущее через океан? — сколько королевские приказы. А также всевозможных чиновников. Раз уж эти земли стали частью испанских владений, то им теперь требовалось надежное управление.
Кортесу пришлось решать слишком много проблем. Восстанавливать обнищавшую после войны страну, мирить между собой враждовавшие племена, бороться за власть с посланными из Европы бюрократами. Нашествие государственных служащих конкистадоры переносили плохо. Они, герои самых страшных битв, вовсе не желали подчиняться канцеляристам, которые отсиживались в тишине и покое где-нибудь в Вальядолиде или Севилье.
Король Испании, к тому же, слишком уж щедро жаловал завоеванные в Новом Свете земли своим советникам и фаворитам. Под ворохом бумажной волокиты и в хитросплетениях интриг утонуть можно было не хуже, чем в водах озеро Тескоко в полном доспехе. Юридическое образование помогало Эрнану Кортесу, но ведь и прибывшие из Европы чиновники тоже знали толк в юриспруденции.
Конкистадоры были откровенно недовольны. Никаких сокровищ они в завоеванной столице не обнаружили. Часть золота, когда-то подаренная Монтесумой, отправилась в Испанию уже давно, еще большая часть утонула в «Ночь Печали». У солдат возникали резонные вопросы — ради чего велась вся эта война и где заслуженная награда победителям? Ответа не было…
Некоторые испанцы планировали остаться здесь и надеялись получить энкомьенду — земельный надел с индейцами. Раз уж с золотом не сложилось, то главной ценностью стала плодородная земля. Но и здесь все получалось не совсем гладко. Распределением энкомьенд многие конкистадоры были недовольны, считая себя незаслуженно обойденными. Другие солдаты уже строили планы дальнейших экспедиций. В империи хватало богатых провинций, откуда в столицу стекались самые разные ресурсы, начиная от золота и нефрита, заканчивая специями и какао.
Прибывали корабли и с Кубы. Диего Веласкес продолжал писать жалобы на Кортеса, но остановить поток авантюристов, желающих славы и богатства, было уже не в его силах. На одной из каравелл нашлось место и Луису. Он прибыл в составе отряда солдат и уже в Теночтитлане случайно встретился с Фернаном и Себастьяном, которые вышли встречать пополнение. Испанцы поначалу его даже не узнали. За это время Луис подрос, возмужал, сменил пеструю набедренную повязку и плащ на обычную европейскую одежду. Но прическу отныне носил такую, какую не мог позволить себе, будучи слугой на Юкатане. Индеец высоко поднял свои длинные черные волосы, укрепив их заколками и украсив пестрыми перьями.
Себастьян на мгновение опешил, затем заключил Луиса в объятия и сказал:
— В тебе не осталось ничего от того мальчишки, что помог нам когда-то выпутаться из всех передряг! Ты превратился в настоящего мужчину. А прическа! Смотри-ка, Фернан! Такую может себе позволить только настоящий воин!
