Вернувшись к себе, Жанна развязала кошель. Внутри было вдвое больше денег, чем составляла ее дневная выручка. Там же лежал клочок бумаги с одной-единственной строчкой. Гийоме, обученный грамоте, разъяснил, что это имя: Бартелеми де Бовуа. Конечно же так звали молодого человека, но для чего он оставил эту бумагу? Не бежать же ему вслед с расспросами! В первый раз за последние дни Жанна нырнула в постель, не предаваясь мрачным раздумьям.
Назавтра перед Жанной, перепугав ее, предстали два королевских посланца. Его величество, прослышав о Жанниных пирожках, пожелал их попробовать и заказал целое блюдо. Он повелел, чтобы их доставили после полудня.
Блюдо? Господи Боже, да откуда у нее блюдо? А на кого оставить торговлю? Гийоме вывел ее из затруднения, пообещав попросить блюдо у своей матери и подменить Жанну у жаровни.
— Я со всем справлюсь сам, — гордо сказал он. — Я видел, как ты печешь. Я умею считать деньги и вечером все тебе принесу.
Другого выхода у Жанны все равно не было. Гийоме доставил блюдо и кусок полотна, чтобы прикрыть пирожки. Интересно, а сколько их требуется?
— Наполни блюдо с верхом, — сказал один из всадников, — если останется, мы и сами не прочь отведать!
Гийоме не замедлил бесстрашно предложить каждому по пирожку.
К трем часам пополудни все было готово. Жанна села на лошадь за спиной одного из всадников, а Гийоме подал ей блюдо и изысканным жестом простился с ними.
— Не забудь вывести Донки в поле! — крикнула ему Жанна.
В пути Жанне приходилось одновременно заботиться о собственном равновесии и стараться держать блюдо ровно. Она подтянула под себя ногу, пристроила на нее блюдо, а свободной рукой обхватила всадника за пояс. Ездить на лошади ей никогда не доводилось. Ей показалось, что сидеть на крупе лошади гораздо удобнее, чем на костлявой спине Донки, на котором она ездила по-мужски. Но Господи, как же это было высоко! Если отсюда свалиться, запросто шею сломаешь.
На маленькую процессию ошеломленно взирали школяры, лавочники и добрые горожане.
— Пирожник-то наш превратился в пирожницу! — сказал кто-то.
— Слишком уж она складненькая для парня!
— Куда мы едем? — спросила Жанна.
— Во дворец Турнель.
С тем же успехом он мог сказать, что они направляются прямиком в небесный Иерусалим.
Они плелись целый час, желая доставить угощение в целости и сохранности. Миновав площадь Мобер, всадники двинулись вдоль Сены и приблизились к внушительным воротам, перед которыми стояли лучники. Их пропустили, всадники пересекли обсаженный деревьями двор и оказались у крыльца, которое охраняли стражники с алебардами. Жанна заметила внушительных размеров строения с черепичными крышами и высокими башенками. Между строениями лежали дворы, по которым размеренно вышагивали лучники. Появился какой-то поваренок, волочивший бак с кухонными отбросами, среди которых виднелись птичьи кости и капустные кочерыжки. Он опрокинул бак в яму, из которой их позже выгребут и, довезя до Сены, выбросят в реку. Один из всадников ловко соскочил с лошади и принял из рук Жанны блюдо с пирожками. Сообразив, что девушке трудно выпутаться из стремян, другой обхватил ее за пояс и помог опуститься на землю. Жанна снова взяла блюдо и поднялась по лестнице.
Следуя за своими провожатыми, она очутилась в просторном сводчатом зале, по которому прохаживались с озабоченным видом богато одетые люди. Руки Жанны устали так долго держать блюдо. Один из провожатых подозвал слугу, тот пошел за придворной дамой, а та за Агнессой Сорель. Второй сделал наконец то, что подсказывал здравый смысл: забрал у Жанны блюдо и поставил его на стол.
— Госпожа Сорель сейчас прибудет, — объявил он.
Как же обратиться к этой даме? Ваше величество? Принцесса? А королева? Разве нет королевы? Жанна вспомнила, как один из школяров язвительно говорил о некоей Марии Анжуйской, настоящей королеве Франции… Где же она?
Ну вот, простая крестьянка из Ла-Кудрэ интересуется подробностями жизни при дворе, подумала Жанна.
Переминаясь с ноги на ногу в обществе провожатых, Жанна вдруг заметила мужчину, вышедшего из двери в правом конце зала. Это был тщедушный человечек небольшого роста с редкими волосами, выбивавшимися из-под зеленого бархатного чепца. Его сонное лицо с длинным носом и грустными выпуклыми глазами не имело никакого выражения. С мясистых язвительных губ его, казалось, вот-вот слетит какое-нибудь едкое замечание. В глаза бросался его длинный сизый нос, заканчивающийся неким подобием картофелины красного цвета. Он напоминал принюхивающегося зверька, землеройку с потрепанным хоботком.
Человек бросил взгляд на Жанну и двинулся к ней медленным и усталым шагом.
— Это вы Жанна? — протяжно и в нос сказал он.
«Кто этот бедолага?» — подумала Жанна.
— Да, — ответила она, пораженная присутствием столь убогого существа в этом жилище повелительницы фей, наперсницы самой Богоматери.
Мужчина внимательно посмотрел на нее.
— Это верно, что вы похожи на ту Жанну, — произнес он. — Вы и одеты точь-в-точь как она.
В этот миг Жанна с ужасом поняла правду. Она склонилась в таком глубоком реверансе, что едва не расплющила себе нос.
Король! Вот так — так! Король! Карл VII! Карл Французский! Этот жалкий уродец!
— Сир, это Жанна Пэрриш, которую вы изволили пригласить, — сказал один из ее провожатых.
— Пэрриш, — промолвил Карл, — это ведь английское имя?
— Мой отец был англичанин, — ответила Жанна.
— А из каких вы краев?
— Из Нормандии, сир.
— Почему вы здесь?
— Беглые английские солдаты зарезали моих родителей, сир.
Король поднял на Жанну остекленевшие бесцветные глаза снулой рыбы. Понимал ли он, что ему говорят?
— А как идут дела теперь?
Растерявшаяся Жанна молчала.
— Торговля ваша хорошо идет?
— Без лавки не очень хорошо, сир. Я работаю на улице.
Король в знак понимания опустил свои веки неведомого ночного зверя.
— Вы предупредили госпожу Сорель? — спросил король, повернувшись к одному из провожатых Жанны.
— Да, сир.
Вновь открылась та же самая дверь, и в зале появился Бартелеми де Бовуа. Он придержал за собой дверь. За ним шла Агнесса Сорель, которая двинулась прямо к Жанне и подала ей руку, мельком взглянув на короля.
— Целуйте! — прошептал придворный.
Жанна, низко поклонившись, поцеловала протянутую руку.
— Что ж, — промолвил Карл, — отведаем этих пирожков.
Он стянул прикрывавшую их тряпицу, осмотрел пирожки и, едва склонив голову, взял один. Когда он приподнял голову, чтобы откусить кусочек, на его лице отразилось подобие жизни.
