Она снова остановилась. В эту минуту раздался голос Армана, говорившего Иову: «Ты отнесешь это письмо по адресу, а теперь заряди мои пистолеты…»
Дама в черной перчатке продолжала:
– Теперь ты все понял, не так ли? Твой сын приехал сюда затем, чтобы убить себя, потому что он не может уплатить своего карточного долга, а Арман человек честный… потому что…
Полковник употребил последнее усилие и снова встал; он открыл было рот, но только несколько неясных звуков сорвалось с его губ.
– Молчи! – сказала молодая женщина. – Молчи! Или он умрет сейчас же!
Эта угроза снова парализовала несчастного старика, а Дама в черной перчатке вынула кинжал, который был спрятан у нее на груди.
– Смотри! – сказала она. – В твой последний час я сжалилась над тобою… Хочешь спасти своего сына? Его долг будет уплачен, честь не будет запятнана… Свет никогда не узнает, что ты был негодяем… Говори, хочешь ли ты этого?
И так как старик протягивал к ней руки и, казалось, взглядом и жестом говорил ей: «О, говорите… говорите! Но только спасите моего сына! Спасите его!» – то она подала ему кинжал и проговорила: «Убей себя!»
Старик схватил кинжал с какою-то бешеной радостью, сжал его в своей ослабевшей руке и поднес к груди… Но прежде чем опустилась его поднятая рука, он лишился сил, упал на диван и остался лежать неподвижно. Радость, охватившая его при мысли, что его возлюбленный сын не умрет, нанесла полковнику Леону смертельный удар вернее, чем кинжал, который ему дала Дама в черной перчатке. Жизнь полковника угасла без агонии, как догоревшая лампа.
В эту минуту отворилась дверь. Вошел Иов, который, повинуясь приказанию своего молодого барина, пришел за пистолетами. Увидав труп своего старого полковника, он остановился на пороге безмолвный и бледный. Мстительница приложила палец к губам.
– Спрячьте этот труп! – тихо сказала она. – Спрячьте его… Уберите отсюда… Положите его в угол… на кровать… куда хотите… но чтобы сын не видал его…
– Сударыня, – сказал Иов, – я предоставил вам поступить с отцом, как вам было угодно…
– Ну?
– Но вы обещали мне, что если отец умрет, то сын останется жив.
– И я сдержу свое обещание.
– Вы даете клятву в этом?
– Клянусь.
Она протянула руку, еще запятнанную кровью ее умершего мужа, и прибавила.
– Зарядите пистолеты, но…
– Но… – пробормотал Иов.
– Отнесите их, приказала она, – но спрячьте поскорее этот труп.
Иов повиновался, а Дама в черной перчатке упала на колени.
– Боже мой! – прошептала она. – Я исполнила свой ужасный доли теперь простите ли Вы меня и позволите ли мне повиноваться голосу, который говорит в глубине моего сердца?!
В то время как вышеописанная сцена происходила в кабинете, Арман находился в своей спальне. Он написал короткое завещание, гласившее:
«Мой дом, драгоценности, белье, лошадей и пр. прошу продать с аукциона, а вырученные деньги отдать в пользу бедных.
Иова я назначаю своим душеприказчиком».
В предсмертный свой час молодой человек еще раз вспомнил о женщине, которую так страстно любил и за которую он поплатился жизнью; он вспомнил ее, отправившую его в дом, где в первый раз он услыхал о бесчестных поступках своего отца.
И, взяв перо, он написал следующие строки:
«Сударыня.
Вы, которую я так любил и из-за которой я умираю.
Не удивляйтесь, если на пороге могилы…»
Шум внезапно открывшейся двери прервал письмо. Вошел Иов и молча положил на стол пистолеты. Арман пожал руку старому солдату и сказал:
– Спасибо!.. Прощай!.. Уходи!
Он снова взял перо. Иов вышел. Арман продолжал писать:
«Сударыня, не удивляйтесь, если в последнюю минуту я думаю еще о вас, если я посылаю вам последнее „прости“, если я прошу у вас слезы и сожаления… "
Он остановился, и этот юноша, столь гордый и спокойно смотревший в лицо смерти, зарыдал и проговорил:
– Боже мой! Боже мой! Я больше не увижу ее!
Эти слова, без сомнения, были услышаны, потому что в эту минуту дверь, в которую вышел Иов, снова отворилась. Дама в черной перчатке появилась на пороге, и Арман вскрикнул от удивления и радости.
– Вы! Вы! – проговорил он.
– Я! – сказала она, идя к нему.
В эту минуту это не была уже прежняя насмешливая, неумолимая женщина, взгляд которой блестел, как лезвие кинжала, это не была уже мстительница, исполнявшая свою кровавую миссию и преследовавшая день и ночь, без устали, убийц своего супруга…
Она поразила последнего убийцу Гонтрана де Ласи и снова сделалась только женщиной.
Она подошла к Арману печальная, бледная, дрожащая, взяла его руки в свои и сказала:
– Да, это – я, Арман; я пришла спасти вас.
– Спасти меня! – сказал он.
– Да, – ответила она. – Возьмите этот бумажник и заплатите свой долг человеку, который оскорбил вас.
– А! Вы, значит, знаете?..
– Все.
– Так вы должны знать и то, – сказал он, – что я должен умереть, потому что ношу опозоренное имя.
– Нет, – возразила она, – ваше имя останется чистым, тот человек будет молчать.
– Неужели вы думаете, что мне не будет казаться в то время, когда я буду идти по улице, что первый встречный укажет на меня пальцем?
– Ну, так что же! Мы уедем.
– Уехать!
– Да, – сказала она с волнением, – вы поедете со мной, потому что теперь я свободна: мой долг исполнен, и я могу повиноваться голосу моего сердца, потому что я люблю вас!
Если бы несколько дней назад Арман услыхал это признание, то, может быть, он сошел бы с ума или умер бы от счастья… Но теперь Арман стоял молча, дрожащий, с каплями холодного пота на лбу… Он сделал шаг назад и оттолкнул женщину, которая пришла сказать ему, наконец, что любит его, и которая была готова упасть к его ногам.
– Ах! – проговорил он после нескольких минут молчания, показавшихся ей вечностью. – Вы любите меня, сударыня, так как ваш долг исполнен…
– Да, – проговорила та чуть слышно, покраснев и растерявшись. – Да, я люблю вас.
Но Арман оставался спокоен и холоден.
– Вы любите меня, – продолжал он, – потому что поразили последнего убийцу вашего мужа, не правда ли? О! Я все угадал, сударыня, все понял… Этот убийца, эта последняя жертва, которую вы хотели поразить, – старик, от которого сын только что отрекся и проклял, не так ли, сударыня?
Она опустила голову и пробормотала:
– Он убил моего мужа…
Молодой человек крикнул дрожащим голосом:
– Это был мой отец!
Его слова, взгляд, голос испугали мстительницу. Она упала на колени и, протянув руки, закричала с рыданиями в голосе:
– Прости меня… я люблю тебя… я всю жизнь буду ползать у ног твоих, я буду твоей рабой… я заставлю тебя забыть об этом человеке.
