— Сила разума, — громко крикнул он.
— Да, — повторил за ним Виссили-Рора, высоко взмахнув жезлом. — Народилась сила разума. Преклоним же перед ней колени, братья.
Склонив стан, он положил к ногам Новой Силы символ власти — жезл. Его примеру последовали все вожди племени. Толпа расступилась, пропустив вперед широкоплечую фигуру Нанак-Сангара. Победив в себе остаток гордости, он пал на колени перед сыном, чье рождение он некогда проклял.
Четверо воинов подхватили на руки вождя вождей и подняли его над головами гигантов, чтобы весь ликующий народ мог лицезреть своего спасителя…
Глава XVI
Любовь и раса
Уже четыре месяца — со времени возвращения Дарасевы — оживленная работа кипела в пещере, где поселился Нанак-Сангара вместе с Цветом Шиповника. Женщины очищали кремневыми скребками кишки оленей и ланей. Другие изготовляли из них тетивы и сдавали их Нанак-Сангара, а тот, под руководством своего сына, проверял их прочность и упругость.
Все обитатели селения и соседних долин с величайшим усердием трудились над изготовлением волшебного оружия. Даже дети, и те обдирали с помощью кремневых скребков дерево для луков и стержни для стрел.
Лиласитэ, принеся как-то десяток изготовленных ею тетив, застала Таламару за работой у входа в пещеру. Она потрошила зайца мужу на обед. Поздоровавшись с девушкой, Таламара обратила внимание на ее печальное лицо.
— Что с тобой, маленькая Лила? Поделись со мною твоим горем. Ведь я люблю тебя, как родную дочь.
Еще прошлой зимой Виссили-Рора обещал свою дочь в жены вождю племени с Гаронны. Лиласитэ удалось умолить отца отменить этот брак. Теперь, когда она была свободна, равнодушие Дарасевы ей казалось совершенно непонятным, и вместо того, чтобы радоваться желанной свободе, она еще больше загрустила.
— Он меня не любит… и не полюбит никогда, — всхлипывала девушка.
— Утри свои слезы, маленькая Лила. Я знаю, что ты единственная на свете владеешь сердцем моего сына. Когда мы были у груандисов, он не раз вскакивал ночью и бормотал сквозь сон твое имя.
— Но почему же он избегает меня, почему он молчит, о, мать? Ведь мой отец ждет только одного слова, чтобы объявить о нашем обручении.
— Кто поймет душу моего сына? — ответила мать и глаза ее гордо заблестели. — Его мысли так возвышенны. Он иной, чем мы… Надо покориться… У него есть высокое предназначение и он посвятил ему всю жизнь.
— Нет! Нет! Я не хочу покориться! — в отчаянии воскликнула девушка.
К ним подошла Пивита, работавшая поблизости.
— Последуй моему примеру, Лила, — со смехом вмешалась она в разговор. — И я его любила раньше. Но теперь он меня пугает своим неподвижным взглядом. Он смотрит пристально, но глаза его не видят…
— О, мать! Я люблю его таким, как он есть, — простонала молодая девушка, прижимаясь к Таламаре. — Если он меня не любит, мне остается только умереть.
— Ни мне, ни тебе не быть его женой, — безжалостно сказала насмешница Пивита. — Но мы обе от этого не умрем. Вот, пусть мать тебе повторит, что он нам однажды сказал. Он говорит, что слабые и хилые не имеют права жениться, так как их негодное потомство приведет расу к упадку. Вот что…
— Ты лжешь! Замолчи! — накинулась на нее Лиласитэ. — Скажи, мать, ведь это неправда?..
Но Шиповник промолчала, склонив голову под сверкающим взором девушки. Из уст бедной девушки лились сетования. Она хулила и проклинала дух расы, который всецело овладел сердцем ее возлюбленного — и, опустившись на землю, она разразилась горькими рыданиями.
Да, Пивита была права. Дарасева телом и душой отдался делу спасения расы. Он поселился в уединенной пещере; туда к нему приходили вожди племени и старейшины селения, там он давал указания гонцам, которых рассылал к отдаленным племенам; там же он предавался глубоким размышлениям.
Ежедневно он посещал лесистую равнину, где уже обученные стрелки показывали новичкам, как обращаться с луком. Он посещал и другие селения, настойчиво призывая к работе мужчин и женщин; наблюдал за качеством дерева и кишок для тетивы, торопил изготовление луков и стрел. Он горел желанием скорее вооружить всех боеспособных мужчин и повести их против рыжеволосых ганни.
Нередко приходилось ему слышать нетерпеливые вопросы охотников: когда же он, наконец, намерен изгнать рыжих ганни? Ведь лето подходит к концу. Часто жены беглецов бурно приставали к нему с вопросом: когда же он, наконец, вернет им их селения, опустошенные дикарями с Далекого Востока? Но Дарасева обладал удивительным умением рассеивать страхи и вновь зажигать в сердцах надежды. Его пыл будил в людях бодрость и заражал окружающих. Один вид юного вождя вселял в племя уверенность в мудрости его решений и народ спокойно подчинялся его власти.
На следующий день после избрания Дарасевы, группа охотников, предводительствуемая Куа, отправилась в страну груандисов. Они вскоре вернулись оттуда с большим запасом тисового дерева. Под наблюдением Дарасевы изготовление луков приняло более организованный характер. Как только воин научался владеть оружием, юный вождь посылал его в леса, где он упражнялся, стреляя в оленей, лошадей и буйволов. Таким образом воины быстро осваивались с новым способом ведения войны, убеждались собственными глазами в страшной силе оружия и вместе с тем снабжали селение дичью.
Несмотря на то, что население сильно возросло со времени прихода беглецов — мяса было теперь в изобилии. Сытые желудки были наилучшим средством от упадка духа. Стоило какому-нибудь панически настроенному беглецу распространить слух о приближении неприятеля, как все находили, что это к лучшему: меньше придется ходить, чтобы столкнуться с врагом и наголову разбить его.
В середине лета войско яванов было в полной боевой готовности. Тысяча отборных воинов, вооруженных луками и стрелами, готовы были выступить в поход. За ними должен был следовать вспомогательный отряд из нескольких сот молодых охотников. Они должны были нести запасы копченого мяса.
Когда все было готово, Дарасева стал проявлять нетерпение. Он ожидал лишь возвращения Куа и двадцати стрелков, посланных на разведку, чтобы обеспечить народу блестящую победу над врагом.
Наконец, с наблюдательных постов затрубили в рога, оповещая жителей о приближении разведчиков. Дарасева и старейшины вышли им навстречу и остановились у пещеры таинств.
Показался отряд. Впереди шел карлик, покрытый грязью, голодный и усталый, но сохранивший тем не менее свое прекрасное расположение духа. Несмотря на серьезность момента, его рассказ о встрече с неприятелем вызвал всеобщий смех.
После пятнадцатидневного пути, он наткнулся на стоянку, где пировала целая орда дикарей. При виде их он был не в силах устоять перед желанием испытать на них ловкость своих воинов, спрятавшихся в кустах. В воздухе, одна за другой, свистят стрелы.
Первая жертва не производит никакого впечатления, а, наоборот, вызывает даже хохот товарищей, уверенных, что убитый просто выпил слишком много меда. Но когда вслед за первым падает второй, смех умолкает. Когда же третий валится замертво — дикари начинают почесывать свои взлохмаченные головы и перекидываться недоуменными взглядами. При четвертом они быстро встают. Смерть, падающая с неба, как дождь, вызывает у них панический ужас. Предсмертное хрипение пятого обращает их в бегство.
Когда Куа кончил свой рассказ, его поздравили с благополучным возвращением отряда без всяких потерь, на что он притворно-сердитым голосом возразил:
— Я привел свой отряд в целости… нет… Вы мне доверили двадцать голов, а я вам привел вдвое больше.
Народ завыл от восторга, когда он стал вынимать из мешка кровавые трофеи. Жены беглецов стали выхватывать друг у друга отрубленные головы, наносить им удары и поносить их.
По приказу юного вождя, двадцать голов ганни были воткнуты на палки. Их носили из пещеры в пещеру, чтобы оповестить яванов, что близок час возмездия: скоро лук принесет им победу над врагом.
