Граф Гораций и его друзья (потому что это были они) вошли в ворота и пронесли эту женщину к павильону, потом граф поднялся по потайной лестнице, чтобы убедиться, спала ли я и не слышала или не видела чего-нибудь. Итак, мне остается только сойти по лестнице; я пройду той же дорогой и пойду туда, откуда он приходил. Я решилась следовать этому плану.
Часы показывали только четверть девятого. Я подошла к ставням, они не были заперты. Без сомнения, этой ночью ничего не увидишь, потому и не предприняли вчерашней предосторожности. Я отворила окно.
Ночь была бурная, слышались отдаленные раскаты грома. Шум волн, разбивавшихся о берег, достигал моего слуха. Но в моем сердце бушевала буря еще ужаснее, и мои мысли толпились в голове мрачнее и теснее волн океана. Прошло два часа, но я не сделала ни одного движения и смотрела на небольшую статую, скрытую деревьями. Правда, я не видела ее.
Наконец, мне показалось, что время уже наступило: я не слышала никакого шума в замке. Тот самый дождь, который в ночь с 27 на 28 сентября вынудил вас искать убежище в развалинах, начал извергаться потоками; я подставила на минуту голову под небесную воду, потом закрыла окно и притворила ставни.
Выйдя из своей комнаты, я сделала несколько шагов по коридору. В замке все было тихо. Малаец, без сомнения, спал или прислуживал господину в обитаемой части. Я воротилась назад и заперла дверь на засов. В это время пробило десять часов с половиной. На дворе слышны были только вопли урагана, и шум его помогал мне скрывать тот, который я сама могла произвести. Я взяла свечу и подошла к двери, ведущей в библиотеку. Она была заперта на ключ.
Меня видели там утром, поэтому боялись, чтобы я вновь не проникла туда. К счастью, граф ранее показал мне другой вход.
Я прошла позади своей постели, отодвинула перегородку и очутилась в библиотеке.
Твердыми шагами без размышлений я подошла к потайной двери, вынула том, скрывавший кнопку, надавила ее, и дверь отворилась.
Лестница представляла собой тесный проход для одного человека; я спустилась по ней на три этажа, прислушиваясь на каждом шагу. Но все было тихо.
В конце третьего этажа я нашла вторую дверь; она не была заперта на замок и легко отворилась.
Я очутилась под сводом, углублявшимся по прямой линии. Пройдя его в пять минут, я нашла третью дверь и отворила ее также без труда; она выходила на другую лестницу, подобную первой, но только в два этажа. На последнем я увидела железную дверь, приоткрыла ее и услышала голоса. Тогда я погасила свечу, поставила ее на последней ступени и проскользнула в отверстие, сделанное в камине и закрытое плитой. Отодвинув ее немного, я очутилась в химической лаборатории, очень слабо освещенной: свет из соседней комнаты проникал в этот кабинет только сквозь круглое отверстие над дверью, закрытое занавесками. Окна были так плотно закрыты, что даже днем ни один луч света не мог туда проникнуть.
Я не ошиблась, сказав, что мне послышались голоса. Шум голосов шел из соседней комнаты. Я узнала голоса графа и его друзей. Подвинув кресло к двери, я встала на него и увидела другую комнату.
Граф Гораций, Макс и Генрих сидели за столом, однако оргия подходила, к концу. Малаец прислуживал им, стоя позади графа. Каждый из пирующих был одет в голубую блузу с охотничьим ножом за поясом и имел возле себя по паре пистолетов. Гораций встал, как будто желая уйти.
— Уже? — сказал ему Макс.
— Что мне здесь делать? — спросил граф.
— Пей! — предложил Генрих, наливая ему стакан.
— Прекрасное удовольствие пить с вами. После третьей бутылки вы уже пьяны как сапожники.
— Станем играть!
— Я не мошенник, чтобы обыгрывать вас, когда вы не в состоянии защищать своих денег, — сказал граф, пожимая плечами и отворачиваясь.
— Так поволочись за нашей прекрасной англичанкой; твой слуга принял меры, чтобы она не была жестока. Клянусь честью, вот славный малый. Возьми, мой милый.
Макс дал малайцу горсть золота.
— Великодушен, как вор! — сказал граф.
— Это не ответ, — возразил Макс в свою очередь. — Хочешь ты эту женщину или нет?
— Не хочу!
— Ну, так я беру ее.
— Постой! — закричал Генрих, протягивая руку, — мне кажется, что и я здесь что-нибудь значу и имею такие же права, как и другой… Кто убил мужа?
— В самом деле, он прав, — сказал, смеясь, граф. При этих словах раздался стон. Я повернула голову в сторону, откуда он раздался. На постели у колонн лежала женщина, связанная по рукам и ногам. Мое внимание было так поглощено одним предметом, что я не заметила ее сначала.
— Да, — продолжал Макс, — но кто ожидал их в Гавре? Кто прискакал сюда, чтобы известить вас?
— Черт возьми! — сказал граф. — Это становится затруднительным, и надо быть самим царем Соломоном, чтобы решить, кто имеет более прав — шпион или убийца?
— Надо, однако, это решить, — сказал Макс, — вы заставили меня думать об этой женщине, и вот я уже влюблен в нее.
— И я тоже, — сказал Генрих. — Но так как ты не думаешь о ней, то отдай ее тому, кому хочешь.
— Чтобы другой донес на меня после какой-нибудь пирушки или, как сегодня, не знал сам, что делает. О нет, господа. Вы оба красивы, оба молоды, оба богаты, вам нужно только десять минут, чтобы поволочиться. Начинайте, мои дон-жуаны.
— В самом деле, ты внушил мне прекрасную мысль, — сказал Генрих. — Пусть она сама выберет того, кто ей больше нравится.
— Согласен! — ответил Макс. — Но пусть поспешит. Объясни ей это, раз ты говоришь на всех языках.
— Охотно, — сказал Гораций. Потом, обратясь к несчастной женщине, сказал на чистом английском языке:
— Миледи, вот два разбойника, мои друзья; они оба из знатных семей, что можно доказать записями на пергаменте, если хотите. Они после раздела имений сначала промотали свое состояние, по том, находя, что все дурно устроено в обществе, возымели желание засесть на больших дорогах, по которым это общество проезжает, чтобы исправить его несправедливости и пороки и уравновесить его неравенства. Уже пять лет, к величайшей славе философии и полиции, они свято занимаются исполнением этой обязанности, которая доставляет им средства блистать в салонах Парижа и которая приведет их, как это и случилось со мной, к какому-нибудь выгодному супружеству. Тогда они перестанут играть роль Карлов Мооров и Жанов Сбогаров. В ожидании этого, так как в замке никого нет, кроме жены моей, которой я не хочу дать им, они покорнейше умоляют вас избрать того из них, кто вам больше нравится, в противном случае они возьмут вас оба. Хорошо ли я выразился по-английски, сударыня, и поняли ли вы меня?
— О, если у вас есть жалость в сердце, — вскричала бедная женщина, — убейте Меня! Убейте меня!
