– Это за другое, – ответил Габбу тихо. – Я вступился за девушку-рабыню. Ее жестоко избили, а вины за ней не было.
– А тебе какое дело было до нее? – удивился Улусуна.
– Я любил ее, – признался Габбу. – Я бросился на жестоких палачей, а за это мне продырявили уши и, протянув веревку через отверстия, потащили на середину двора, потом дали пятьдесят палок.
– Ты сам вернулся в свою хижину? – спросил Улусуна.
– Ползком, – ответил Габбу. – Меня спас мой друг Аплай. Он меня лечил.
– А девушку ты спас? – спросил суровый воин.
– Нет, не смог. Она умерла от ран.
– Теперь расскажи подробно, что тебе известно о походе ассирийцев! – приказал Улусуна.
Габбу рассказал обо всем, что велел ему старый Аплай. Он рассказал и как старик узнал тайну ассирийцев во время жертвоприношения, и как настаивал он на побеге Габбу, и как помог ему бежать. И о том, как они вместе с киммером преодолели трудный путь через горы, пробираясь там, где нет дорог и нет людей.
– А что тебе известно о войске ассирийском? Расскажи, что видал, что слыхал, что узнал, – требовал полководец.
– Сильное войско у ассирийцев, – рассказывал Габбу. – У них много боевых колесниц, у воинов хорошее оружие и крепкая одежда. Все как литые из бронзы, когда идут вокруг царского дворца. Те из рабов, что видели их в сражении, говорят, что они выносливы, как быки. Никто из них не спотыкается, никто не зевает, никто не засыпает, ни у кого не развяжется пояс, не распустится ремень на обуви. Через реки переправляются вброд или на мехах. В лесистой местности каждый отряд высылает вперед землекопов, которые рубят деревья и расчищают путь.
– Верю тебе, – сказал Улусуна. – Зоркий у тебя глаз. Такие люди нужны царскому войску. Я возьму тебя к себе. Будешь ты жить на полном довольствии и одежду получишь сполна. Твоя храбрость пригодится в битве. А войско свое мы соберем и двинемся навстречу ассирийцам, чтобы преградить им путь в наши города. Ты будешь при мне. Пойдем путем, который укажешь ты, чтобы не знали ассирийцы о нашем походе.
Улусуна велел писцу написать хранителю содержания, чтобы выдал Габбу все, что полагается сотенному.
«Выдать красную рубаху из шерсти, – писал на дощечке писец. – Выдать сандалии из свиной кожи и браслеты бронзовые для рук и для ног. Выдать меч железный в ножнах и бронзовый щит».
– А теперь к царю пойду – сообщить недобрые вести, – сказал полководец, вручая Габбу дощечку, которая давала рабу право стать воином.
Улусуна ждал криков и проклятий, когда шел к царю. Но, против ожидания, царь спокойно выслушал своего полководца, а затем сказал:
– Если понадобится, нам поможет Бартатуа, царь скифский. Ассирийского полководца ты сам встретишь достойно! – приказывал Руса. – Возьмешь для начала, для доброй встречи, пятнадцать тысяч воинов. А если покажется мало, пришлешь донесение, и тогда к тебе на помощь выйдет еще десять тысяч. А сейчас шли людей в Ниневию, узнавай, где стоят воины Асархаддона. В крепости Тейшебаини всех подними, в селениях горных призови людей к войне. Под копья и луки их собери.
Когда Улусуна вернулся к себе, Габбу уже ждал его в полном снаряжении. Он опустился на колени и, низко склонясь, благодарил полководца за высокое доверие.
– Я оправдаю его, – обещал Габбу. – Ты не пожалеешь о том, что поверил рабу Асархаддона.
– Ты – урарт, – ответил Улусуна. – И жил бы ты в своей стране – воин из тебя вышел бы знатный. Да и каменотесы нам нужны – дворцы строить. Разве все построишь руками ленивых рабов? Царю нужны ремесленники умелые… А теперь ступай в Тейшебаини – даю тебе мое первое поручение, – сказал Улусуна. – Доставишь письмо Иштаги, чтобы готовил тысячу воинов для похода на ассирийцев. Вслед за тобой поскачет Луех, сотенный царской конницы. Он приведет воинов Тейшебаини в Тушпу.
Рапаг не узнал друга, когда Габбу вышел к нему в своих военных доспехах. Юноша признал, что Габбу очень идет одежда знатного воина.
– Вот счастлив был бы Аплай, если бы узнал, как милостива к нам судьба! – вздохнул Габбу. – Мы выполнили свой долг, а добрый Аплай никогда об этом не узнает.
– А может быть, дойдет до него весть о том, что урарты пошли на ассирийцев, – попробовал утешить друга Рапаг.
– Не дойдет… – махнул рукой Габбу. – Они замучат его, как только узнают о моем побеге. Рабы недаром прозвали Шумукина шакалом. Он жесток, как лютый зверь.
Габбу рассказал киммеру о своем разговоре с Улусуной и предложил вместе пойти в Тейшебаини. Оттуда Рапаг должен был отправиться в свои края, к морю.
– Мне предстоит поход вместе с воинами Русы, – пояснил Габбу, – а ты вернешься на землю отцов и заживешь счастливо.
– Я не пойду к синему морю, когда мой друг идет на битву, – ответил Рапаг. – Разве не Габбу спас мне жизнь? Как же я покину тебя в минуту опасности! Возьми меня с собой, я буду твоим щитоносцем! – взмолился киммер.
Габбу так привык к славному юноше, что и сам не хотел с ним расставаться. Он охотно согласился взять его с собой. Они пошли через горы в Тейшебаини, не переставая удивляться тому, как ласково приняла родина Габбу. Габбу думал о старом Аплае, которому они были обязаны своим счастьем и о судьбе которого они ничего не знали и не могли узнать никогда.
На третий день друзья увидели священную Эритию, покрытую вечными снегами, а за ней была родная земля, где Габбу провел свое детство. Габбу простер руки к далекой снежной вершине и со слезами радости благодарил богов. Вскоре показались башни дворца, возвышающиеся над городом Тейшебаини. Стрелок с колчаном на плече ходил по плоской кровле башенки. У подножия холма высились храмы и дома. Широкая пыльная дорога вела к воротам города, сверкающим медной обшивкой. Путников то и дело обгоняли повозки с поклажей. Одни везли пшеницу, другие были нагружены овечьей шерстью, третьи – железной и медной рудой. Габбу вначале не понял, куда направляются повозки, и обратился к вознице.
– Куда везу? – переспросил тот. – Все для дани царской!
– Вот как много дани идет в Тейшебаини! – удивился Габбу. – Богато живет здесь знать. Видно, и тут простые люди также прокляты богами.
Он остановил человека, погоняющего волов.
– И ты для дани потрудился? – спросил его Габбу.
– Как видишь… Землепашцы не для себя землю возделывают. Для царских слуг, для дворца мы работаем. Одну горсть пшеницы семье оставляешь – две горсти во дворец везешь. Так и живем в бедности… А ведь свободные мы, не рабы.
Волы медленно тащили возы, и землепашец вместе с Габбу отстали от других людей, что шли в то утро в Тейшебаини. Они мирно разговаривали.
Вскоре их догнал худой смуглый всадник на серой лошади, увешанной медными колокольчиками. На всаднике были зеленая повязка и желтая рубаха, какие носили приезжие купцы.
