Кто-то схватил меня за руку и вовлек в хоровод.
— Какая прелестная маска! — крикнул кто-то другой — с толстым красным носом, в клетчатом костюме и острым белым колпаком на голове — мне в лицо. — Что прячется за ним? Откройся, красавица!
Мне хотелось плакать…
Но я смеялась вместе с ними, глупо шутила и позволяла всем хватать меня за все, что им вздумается…
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой волк доказывает юной Софии свою верность, а повзрослевшая сеньорита София решает искусить свою судьбу
1
1560 год от Рождества Христова. Отлучку мою в замке никто не заметил. К появлению же волка отнеслись по-разному.
В деревнях наших владений зашушукались было, стали говорить, что новый графский пес как две капли воды похож на питомца Антонио (тот же спрятанный взгляд, та же мощная грудь, то же сочетание темных и желтых подпалин), но отец приказал управляющему передать всем, что эту собаку купил он сам за большие деньги у немецкого проезжего купца, что за сглаз либо за какую иную порчу животного он накажет виновных вырезанием кожаных плетей из живой плоти. Крестьяне, зная нрав хозяина, присмирели и, если и шушукались по поводу моего волка, то так, что об этом не знали ни отец, ни я.
Домашние слуги тоже кое о чем подозревали, но им свое место было дорого, потому они с готовностью приняли на веру слова отца и даже пытались позаигрывать с волком, подластиться к нему. Но зверь к подобным попыткам отнесся без уважения, а какого-то чересчур уж ретивого до ласк конюха цапнул за ногу.
Отец же лишь спросил меня:
— Это он?
Смысла лгать я не видела, потому лишь кивнула.
— Я вижу, что он признает тебя, — сказал отец. — Но будь все-таки осторожна.
Где-то недели две спустя в деревню пришел за мукой углежог и сообщил об исчезновении Антонио. Отцу тотчас донесли об этом.
— Сбежал мерзавец… — задумчиво произнес он, и бросил взгляд в мою сторону. — Что ж, сообщу в гильдию кузнецов о беглеце. Никуда не денется.
А еще через месяц какой-то охотник обнаружил человеческие останки в Волчьем логове. По изъеденной железной окалиной куртке в скелете признали Антонио.
После похорон отец опять-таки через управляющего сообщил жителям деревень, что кузнец Антонио убил проезжего купца, переоделся в его платье, а свое одел на мертвого. Теперь кузнец занялся разбоем в Пьемонте, продолжил он свою ложь, но у синьора есть сведения, что банду Кровососа (под этим именем якобы скрывается Антонио) в ближайшее время уничтожит войско нашего любимого герцога.
Авторитета отца, а также то, что в Пьемонт так просто не сбегаешь, не проверишь, хватило на то, чтобы простолюдины поверили этой выдумке. Но отец для пущей убедительности сообщил, что: в случае, если Кровососу удастся ускользнуть от карателей и Антонио захочет спрятаться в наших местах, каждому жителю деревни следует знать, что за попытку помочь разбойнику грозит смерть не только хозяину дома, но и всей его семье. За донос же о месте сокрытия Кровососа отец пообещал вольную и толику денег на обзаведение собственным хозяйством.
Расчет оказался прост и верен: сообщение обсуждалось крестьянами столь яростно, что до всех прочих событий, случившихся в доме Аламанти, никому не стало дела. Именно тогда я убедилась, что народ в толпе своей является ничем, кроме, как грязью. Он лишен памяти, не в состоянии два факта (в данном случае: появление волка в нашей семье и отцово заявление) слить воедино и прийти к правильному выводу. Всякого рода фантазии, яркие детали (Разбойники! Погоня! Спрятаться! Вознаграждение! Свобода от власти синьора!) застилают глаза даже самым смышленым из простолюдинов.
Все это мы с отцом обсудили за обедом в трапезной. И решили, что поступил он правильно.
Волк, присутствующий при этом разговоре, подошел к отцу и лизнул ему руку.
И тогда отец, впервые приласкал волка: потрепал холку, сказал:
— Я сразу понял, что ты — зверь необыкновенный. Если ты понимаешь человеческую речь, то можно решить, что в тебе живет нечистая сила, — потом наклонился к зверю и, глядя ему в глаза, закончил. — Но, к сожалению, я не верю в сказки. Понял?
Волк не мигнул, но голову опустил.
А потом мы пошли с моим верным сторожем на пруд. И я, раздеваясь в кустах, обратила внимание на то, что волк отошел от меня в сторону и старательно смотрел в сторону леса.
Нагое тело мое обжег весенний ветерок, тело пошло пупырышками, грудь стала сразу меньше и такой твердой, что соски вытянулись вперед, словно кончики копий. Рассыпавшие волосы согревали и щекотали мне плечи. Я растерла ладонями кожу на животе, бедрах, осторожно ступила в гущу кувшинок.
Вода показалась теплой и мягкой. Она словно влекла в глубину. Лишь на грани соприкосновения ее с воздухом обжигала тело холодная полоска.
Повизгивая от удовольствия, я быстро прошла к центру пруда. Когда вода достигла мне бедер, я решила присесть, ибо какая-то неизвестная мне дотоле сладкая волна окутала чресла, иссушив одновременно рот мой, заставив напрячься мышцы лица.
Приседала я медленно, ощущая бедрами, как приближается долгожданная влага, как касаются волоски мои воды, как слипаются они и становятся тяжелыми, гнущими колени с силой поистине дьявольской. Но я уже сопротивлялась искусу, приседание сдерживала (не отказывалась садиться, нет, а садилась еще плавней, отчего тело мое изнывало и в горлу подступал стон), опускала, кажется, один волос за другим, наслаждаясь каждым мгновением сладостной изморози там, где внутренний огонь мой рвался наружу с желанием выпарить весь этот огромный, окруженный старыми ветлами пруд.
И вот уже тонкая кожа моих внутренних губ задела воду — и та словно пронзила все тело мое тысячью мелких игл, разорвала на многие, многие части с тем, чтобы почти тут же успокоить мою суть, разлившись по всей по мне теплой и просто приятной негой — это я не выдержала истомы и присела чуть быстрее, чем было нужно, нарушив гармонию общения моего естества с прудом.
Легла грудью на воду и поплыла…
Тело сначала растаяло и заполнило собой весь пруд до берегов, но тут же сжалось в один комок, отчего сознание мое прояснилось, одурь похоти прошла — и я поняла, что то свое последнее резкое движение сделала не случайно — что-то помешало совершить мне омовение с должным удовольствием. И это что-то могло быть лишь посторонним взглядом.
Я обернулась к берегу — и увидела стоящего ко мне хвостом волка. Находился он совсем не там, где я оставила его. И в позе его было нечто такое, что заставило меня повернуть к берегу.
Уже когда встала на ноги и вода достигла колен, я поняла, что меня насторожило в позе волка. Он стоял над распростертым на земле телом мужчины, держа его горло в собственной пасти.
