Морис постучал.
Консьерж, выглянувший в зарешеченное окошечко, тотчас запричитал:
– Ну и ну! Хорошенькое начало! Офицер из Африки, занял комнату номер семнадцать на третьем этаже в заднем корпусе. Хорошенькое начало! Заявиться глубокой ночью!
Он потянул веревку, продолжая возмущаться:
– Что за жильцы! Один только господин Шопэн чего стоит! Его музыка! Его ученики! Сплошные хлопоты, а прибыли никакой! Вы и дальше собираетесь шляться по ночам, молодой человек?
Не слушавший его Морис прошел без ответа мимо, что вызвало новый всплеск возмущения:
– Это называется вежливость, нечего сказать! Нет, с такой публикой добра не жди. А сосед этого офицерика по площадке? Сущее привидение – да и только! А господин Шопэн? А его ученики? Ох, уж эти мне ученики! Нынче заявились двое новеньких: один смахивает на хорька, где же я его физиономию видел?.. Другой – неотесанный мужлан, такому только музыки не хватало!.. Что-то я не приметил, чтобы этот громила выходил из дома, а уж я-то глаз не спускаю с молодцов, что шастают к господину Шопэну. Надо будет доложить хозяину. Того гляди от этих шатунов приключится в доме какая-нибудь беда.
На пороге швейцарской он живо обернулся, так как со двора донесся чей-то голос. Голос принадлежал Морису: опустив голову и скрестив на груди руки, он шел, размышляя вслух:
– Он богат, он красив, как я его ненавижу! Ох! Как я его ненавижу!
– На кого это вы так взъелись, молодой человек? – поинтересовался консьерж, услышавший последние слова.
Но Морис уже исчез в дверях второго корпуса, и консьерж закрыл привратницкую со словами:
– Разбойники, право слово, разбойники! Нет, надо почистить дом, не то жди беды!
Морис стремительно взбежал по лестнице и подошел к своей комнате. Он вынул ключ, чтобы открыть дверь, но рука его так дрожала, что он никак не мог попасть в замочную скважину. На площадке, лишенной окон, было совсем темно, только из-под двери соседней комнаты пробивался слабенький свет. Постучавшись к соседу, Морис спросил:
– Вы, кажется, еще не спите, не могли бы вы мне посветить?
Ответа не последовало. Слышно было, как кто-то дунул на свечу, и она погасла. Наконец Морис все-таки отыскал ощупью замочную скважину и проник в свою комнату. Сраженный усталостью, он в одежде бросился на постель, даже не притронувшись к лампе.
Однако физическое утомление не шло ни в какое сравнение с утомлением духа. Он изо всех сил пытался собрать воедино свои мысли, но они разбегались – рассудок отказывался работать.
Вытянувшись на кровати, Морис погрузился в тяжелый сон, прерываемый частыми и внезапными пробуждениями.
Когда он открывал глаза, то видел на противоположной стене дрожащие в лунном свете тени листьев полуоблетевшего дерева.
Когда же он закрывал глаза, из тьмы выплывало ненавистное лицо человека, имя которого он узнал всего несколько часов назад; Морис никогда не видел его, но воображение услужливо рисовало образ красавца, удачливого и надменного.
Внезапно он приподнялся на локте и протер глаза.
В комнате негостеприимного соседа, не ответившего на его стук, снова зажегся свет, теперь он пробивался сквозь щели расположенной справа перегородки, к которой медленно приближался лунный луч.
В номере восемнадцатом снова горела свеча.
Морису, соображавшему все туже, пришла в голову детская фантазия: подглядеть в щелочку, чем занимается в столь поздний час его странный сосед. Но для этого надо было покинуть постель, а на такой подвиг явно не хватало сил. Отяжелевший затылок упал на подушку, и юноша заснул – на сей раз довольно крепко.
Ему приснился сон, нелепый и тревожный. Со всех сторон чьи-то голоса нашептывали ему в уши имя – Реми д'Аркс.
Флоретта была совсем одна в комнате с темными стенами; она обеими руками сжимала лоб и плакала.
В комнату Флоретты вел длинный коридор, по нему крадучись, осторожным шагом двигался какой-то человек.
Морис слышал потрескивание паркета, Флоретта тоже слышала – повернув голову к двери, она глядела на нее с невыразимым ужасом.
С башни прозвучали два удара. «Часы, – догадался Морис, – отбили два ночи».
Он говорил себе: значит, я не сплю, раз слышу бой башенных часов с Елисейских полей.
Паркет перестал скрипеть, в дверь постучали: три негромких коротких удара, Морис слышал их очень явственно.
Дрожащая Флоретта поднялась, направляясь к двери, но внезапно сон резко изменил свой ход.
Мужской голос, тихий и тревожный, спросил:
– Кто там?
Человек, подкравшийся к двери, произнес:
– Ювелир.
Люди, мучимые лихорадочными снами, почти всегда ими недовольны и пытаются стряхнуть с себя кошмары.
Морис со злостью повернулся на другой бок.
Но сон упрямился и продолжался дальше.
Проскрежетал ключ в замке, и дверь, поскрипывая петлями, отворилась.
Открывший дверь ни словом не обменялся с визитером, но встревоженный Морис рывком уселся на постели и напряженно слушал.
Морис уже не спал.
Из соседней комнаты раздался хриплый стон, и юноша похолодел – он слишком хорошо знал, что означает этот звук.
В Африке ему не раз случалось слышать этот короткий предсмертный крик, после которого человеку уже не подняться.
Может, это все еще страшный сон?
Морис, затаив дыхание, слушал. Свет по-прежнему пробивался сквозь щели в перегородке.
Тяжелые неспешные шаги пересекли комнату соседа – там открыли окно.
Морис соскочил с кровати и спросил:
– Сосед, что с вами?
В ответ ни звука. Только шум потревоженной листвы за окном да новый стон, почти неслышный, но у Мориса от него зашевелились волосы на голове.
Лунный луч освещал теперь дверь, расположенную в центре перегородки справа от кровати, которую только что покинул Морис. Дверь вела в соседнюю комнату.
По ту сторону двери раздался долгий вздох, потом все смолкло, кроме шуршания листвы, доносящегося из сада.
Морис приблизился к двери, ведущей в комнату соседа, и потрогал замок, из которого торчала какая-то железка: под ногами тоже валялся какой-то железный инструмент, он чуть было об него не споткнулся.
Замок, лишь только он его коснулся, не удержался в своем гнезде и упал на пол; дверь полуотворилась.
Морис осмотрел подозрительные железяки. После двух лет бродяжничества по ярмаркам у него был в этом деле кое-какой опыт. Железка, торчавшая из двери, была отмычкой, на воровском жаргоне она именовалась – «монсеньор». Он глянул на предмет, о который чуть было не споткнулся, – это были стальные клещи.
В голове молнией сверкнула мысль: «Может, все это припасено для меня, и убийца просто ошибся дверью?»
Он еще не входил в соседнюю комнату, но был уверен, что в двух шагах от него – труп.
