— О да, я люблю вас!
— Я верю вам, но… все-таки…
— Все-таки?
— Ну, об этом потом. А пока приглашаю вас отужинать наедине со мною.
— А где?
— В моем помещении; мне должны были приготовить здесь комнаты.
— С восторгом принимаю ваше приглашение, — ответил Генрих, непрестанно думавший о способе сбежать из плена.
Наверху лестницы они встретили двух мужчин, закутанных в плащи так, что их лиц не было видно. Генрих сразу узнал в них по чутью герцогов Гиза и Анжуйского. Оба они расступились, пропуская парочку. Кроме них, на лестнице не было никого — видно было, что тайну прибытия наваррского короля решили сохранить во всей строгости.
Герцогиня на минутку остановилась около одного из мужчин, стоявших при входе в дверь, и затем уверенно повела Генриха по коридорам. Наконец она открыла перед ним дверь и попросила его войти в комнату, сказав:
— Будьте добры расположиться здесь пока. Через час я приду за вами, и мы будем ужинать. Но не пытайтесь бежать! Малейшей попыткой к бегству вы подпишете себе смертный приговор, так как вас очень хорошо стерегут!
С этими словами Анна удалилась. Как уже знает читатель, она отправилась на совещание с братом и герцогом Франсуа, где была решена участь наваррского короля. Отныне судьба Генриха всецело зависела от Анны. Добившись этого и получив от Франсуа кое-какие инструкции, герцогиня отправилась за Генрихом, чтобы угостить его ужином согласно данному ею обещанию. Этот ужин происходил в нарядной, уютной комнате, где все — обои, мебель, ковры — было зеленого цвета. В глубине, в алькове, стояла приветливая широкая кровать. Посредине комнаты был накрыт богатый стол, манивший разнообразными кушаньями и винами.
— Прошу вас к столу, кузен! — ласково сказала Анна. Генрих подошел к герцогине, со свойственной ему галантной наглостью обвил ее змеиную талию и воскликнул:
— О, как вы прелестны, кузина, и как я вас люблю! Анна засмеялась, не пытаясь вырваться из его объятий.
— Знаете, кузен! — сказала она. — Ваш взор блестит такой страстью, ваша улыбка дышит такой искренностью, что я готова даже поверить вам!
— Но как же иначе, прекрасная кузина? — воскликнул Генрих, целуя при этом Анну.
— Вы любезнейший из принцев! — нежно сказала Анна в ответ на эту ласку. — Итак, вы любите меня?
— Клянусь спасением своей души!
— Почему же вы любезничали на шаланде с этой противной Бертой?
— Я чувствовал, что моя любовь к вам способна навлечь на меня только беды, и искал противоядия.
— Вы очаровательны, кузен!
— И прибавьте — искренен, кузина!
— Ну уж!
— А какой прок мне теперь лицемерить? Раз уж мне суждено последовать за вами в Лотарингию и окончить свои дни в плену, то я готов забыть всю политику и жить только вашей любовью. Авось в любви нам больше повезет, чем в политике!
— Весьма возможно, — иронически ответила Анна. — Однако сядем за стол! За вкусным ужином так хорошо говорится о любви!
— Это правда!
— Не разрешите ли вы мне налить вам несколько ложек этого превосходного ракового супа?
— О, с удовольствием, но…
— Но? Что с вами, кузен? Почему вы так нахмурились?
— Мне пришла в голову скверная мысль: у кузена Франсуа на службе целая куча итальянцев, а эти итальянцы — все отравители; как знать, не итальянец ли повар герцога Франсуа?
— Понимаю! — смеясь ответила герцогиня. — Но не бойтесь, следуйте моему примеру! — и она первая принялась за суп.
— Это успокаивает меня, — сказал Генрих и тут же отдал знатную честь раковому супу.
Затем герцогиня взяла бутылку с хересом и налила желтоватой влаги в стакан себе и своему компаньону.
— Гм! — сказал на это Генрих. — А как вы думаете, не итальянец ли — виночерпий герцога?
В ответ на это герцогиня, улыбаясь, отпила из своего стакана. Видя это, Генрих тоже последовал ее примеру и осушил свой бокал за здоровье прелестной кузины.
Они мирно и весело продолжали ужинать, и Генрих становился все настойчивее в своих любезностях. Герцогиня отвечала ему шутками и насмешками, но ее взгляд все смягчался, и наконец она со вздохом сказала:
— Ах, а ведь вы — человек, которому я могла бы поверить!
— Но, дорогая кузина… — начал Генрих, однако Анна перебила его:
— Выслушайте меня. Вы — мой пленник, и я собираюсь увезти вас в Нанси, где вы окончите свои дни. Но…
Тут Анна встала и подошла к дверям, чтобы убедиться, что их никто не слушает.
В ее движениях, позе, жесте было столько изящества, что Генрих еще раз должен был признаться себе, что она очень красива. Он не стал таить это впечатление про себя, а тут же воскликнул:
— Ей-богу, кузиночка, король Генрих III сделал большую ошибку, не женившись на вас!
Эти простые слова произвели неожиданный эффект на герцогиню. Ее взор засверкал гневными молниями, губы судорожно сжались, и вся она показалась Генриху олицетворением мстительной злобы.
— Да, — ответила она, — этот человек совершил страшное безумие, так как я сделала бы из него величайшего государя в мире.
— Какая жалость, что я уже женат! — пробормотал наваррский король. — А то вы помогли бы мне увеличить мое крошечное государство!
Но Анна не улыбнулась в ответ. Ее лицо приняло, наоборот, важное, почти торжественное выражение.
— Кузен, не шутите этим! — сказала она. — Давайте поговорим серьезно, так как от вашего ответа зависит, воцарится ли между нами мир или продлится война!
— Но мне кажется, что мы с вами находимся в разгаре военных действий. Разве я — не ваш пленник?
— И да, и нет!
— Это как?
— Вы похитили меня в Блуа и повезли в Наварру. Я контрингригой подставила вам ловушку и привезла вас пленником в Анжер, чтобы доказать вам, что я в состоянии бороться с вами.
— О, я охотно признаю это!
— Так выслушайте же меня, кузен, я хочу всецело открыться вам. Странная у меня судьба! Карл IX должен был жениться на мне и не женился. Генрих III был моим женихом и потом отверг меня. Электор палатинский сватался за меня. Я была близка к короне Франции и Германии, но и та, и другая ускользнули от меня. Дочь и сестра государей, я не смогла сама добиться трона, не могла добиться власти…
— А вам хотелось бы властвовать?
— О! — воскликнула Анна, и в ее взоре отразилась целая буря страстей и желаний. — За корону, за власть я бы… Но будем последовательны. Сегодня по дороге из замка видама Панестерского сюда я мечтала о разных вещах; между прочим, мне представился план, который было бы нетрудно осуществить.
— Именно?
— Я хочу разделить половину Европы на две части. Генрих с ироническим недоумением взглянул на Анну и ответил: