— Могу я раздобыть такой наладонник? — спросила Джейни.
— Шутишь? У меня он есть только потому, что я лейтенант. Никому рангом ниже использовать их не дозволяется.
«Так, — подумала она, — значит, у него эта штука есть».
Осталось лишь найти ни о чем не подозревающего сообщника.
Возвращаясь домой, Джейни остановилась перед одним из симпатичных компьютерных баров, на который не раз обращала внимание прежде, но куда никогда не заходила. Этим вечером снаружи очереди не было, поэтому она быстро провела расческой по волосам, привела в порядок одежду и вошла внутрь.
Внутри были сплошное стекло и хром, освещение неяркое, кое-какая еда и выпивка — в общем-то, Джейни этого и ожидала, хотя как раз это заведение отличалось от прочих явным присутствием вкуса благодаря стараниям и щедрости высокопоставленного спонсора. Сейчас как раз был разгар «счастливого часа», и тут толклась целая толпа молодых нуворишей техноэлиты, проматывая денежки, новые электронные доллары, на дорогущую выпивку по ценам, которые насторожили бы и Рокфеллера. Они сидели за нумерованными терминалами и анонимно обменивались остротами с симпатичными посетителями у других терминалов. И хотя у Джейни не было причин волноваться за свою техническую грамотность и все это сверкание вокруг не производило на нее особого впечатления, она почувствовала себя не на месте, поскольку была на добрые двадцать лет старше любой находящейся тут женщины.
Она уселась в конце стойки, потихоньку потягивая «Пино нуар», а заигрывания вокруг разгорались все жарче. Она внимательно наблюдала за всеми действиями лощеных кибер-юнцов, ловя любые детали, которые могли бы породить какую-нибудь идею.
И в конце концов ее терпение было вознаграждено, но не благодаря некоей неожиданности, а вследствие того, что она уловила общую схему. Понимание пришло постепенно, где-то в середине третьего стакана вина, который она нахально позволила себе, потому что домой должна была возвращаться на автобусе — одна, но, в виде исключения, не чувствуя себя несчастной. Джейни заметила, что люди сначала устанавливали контакт на своих терминалах, и если кто-то проявлял к ним интерес, он или она вставали, не выключая терминал, и подходили к реальному человеку. Компьютер оставался в рабочем состоянии еще пять минут, в программу можно было войти, и работавший на нем человек имел бы алиби. Обвинить его было бы невозможно.
Она одним глотком допила оставшееся вино и покинула бар, так и не перемолвившись ни с кем ни единым словом.
— Я хочу, чтобы завтра вечером мы с тобой кое-куда сходили, — сказала она по телефону Кэролайн, вернувшись домой, когда туман в голове немного рассеялся. — Только ты и я.
— Что-то случилось?
— Нет. Пока. Но я работаю над этим.
И Джейни изложила свой план. Кэролайн, пусть и неохотно, согласилась помочь и сделала предложение, на которое рассчитывала Джейни.
— Кэролайн, это замечательно… ты просто не представляешь, как я благодарна тебе за помощь в этом деле.
— Я только надеюсь, что результат будет лучше, чем в прошлый раз, когда мы устроили маскарад, чтобы заполучить то, к чему кое-кто не хотел тебя подпускать.
Конь Алехандро весь день вел себя беспокойно — из-за запаха смерти, избавиться от которого было невозможно. Дорогу усеивали вздувшиеся тела тех, кто погиб, спасаясь от гнева Карла Наваррского. Потом Алехандро попался участок дороги, где тела были обуглены, как если бы какой-то великодушный благодетель полил их маслом, без которого трупы не горели бы так долго, чтобы, по крайней мере, к ним не могли подобраться животные.
Он уже видел такое десять лет назад, по дороге в Англию, когда скакал мимо Парижа, направляясь в Кале. Гуляя по Европе, чума изрядно потрудилась во Франции, запечатлев свой смертоносный поцелуй на лбу чуть ли ни каждого встретившегося ей человека. Вдобавок война тогда еще не так бушевала, а масла было в изобилии, по крайней мере больше, чем сильных рук, которые могли рыть могилы. Поэтому тела просто сжигали прямо там, где они лежали, и перед внутренним взором Алехандро до сих пор стояли эти погребальные костры. Одну такую дорогу он описал когда-то в своей давным-давно утраченной «книге мудрости».
Кто читает ее ныне? И читает ли кто-нибудь? Кто узнал из нее тайны его жизни, откровения души, которые он запечатлевал на пергаменте? Этого он не узнает, пока не вернется в Англию, что казалось невозможным.
Он скакал прямо по пылающим телам, шепотом молясь за души мертвых. В конце концов он увел недовольного таким соседством коня в лес и поскакал параллельно дороге, тревожась главным образом о том, чтобы ни у кого в памяти не осталось и следа встречи с ним.
Он останавливался у каждого водоема, и если вода казалась ему хорошей, процеживал ее через кусок шелковой ткани и пил, сколько влезет. В одном месте вода была уж очень свежа и чиста, поэтому он нацедил ее в специальный кожаный мех и выпил столько, что под конец стало казаться, будто он вот-вот лопнет.
Вскоре они добрались до следующего водоема, и хотя самому Алехандро пить не хотелось, он подвел к воде коня. В ней было много ила, берег скользкий, и никаких признаков рыбы, лягушек и насекомых. Конь не проявил к воде ни малейшего интереса.
— Что, друг мой? Ты так уверен, что вскоре опять будет водоем, что можешь позволить себе пренебречь этим? Значит, ты умнее своего всадника.
Алехандро спрыгнул на землю, взял в руки поводья и подвел коня к самому краю воды, но тот все равно пить не стал.
— Выходит, правду говорят, что коня следует подводить к воде. — Он погладил коня по шее. — Так и в колдовские рассказы поверишь.
Он опустился на колени рядом с водой и провел по ней пальцами, ощутив при этом знакомый запах. Сера. Тот самый запах, который ощущался у дома матушки Сары около Лондона.
Он наклонился поближе, принюхиваясь. Так оно и есть — а он-то думал, что никогда больше не найдет серы! Алехандро побежал к коню, схватил мех для воды, отпил из него, сколько смог, а остальное вылил. И, не процеживая, наполнил мех желтоватой магической жидкостью, пробивающейся из-под земли.
Для питьевой воды придется раздобыть другой мех, но это не имело значения. Пройти мимо было никак нельзя.
— К этому времени мы уже должны быть в Париже, — с несчастным видом сказала Кэт.
— До него совсем недалеко.
— Но мы все скачем и скачем, а туда никак не доберемся. Не понимаю, почему ты выбрал эту дорогу. Père будет беспокоиться.
Она уже не в первый раз протестовала против того, что они едут окольным путем, и, как и прежде, Гильом постарался отвлечь ее. А когда из этого ничего не получилось, пустился в запутанные, малопонятные объяснения.
