Лязгин думал недолго.
– Дел мало, розыскники не загружены – езжай!
Обрадованный Андрей прикинул: получалось, вместе с воскресеньем – четыре дня. День на дорогу туда, столько же обратно, два полных дня на родине. Сосем неплохо.
После работы он пошёл к Рыбневым – всё-таки надо сообщить об отъезде. Нифонт обрадовался.
– А как добираться будешь? Снег уже тает, дороги развезло. Хочешь, я тебе лошадь найду? Ты в седле держаться-то умеешь?
– Обижаете, Нифонт Петрович, я же дворянин потомственный.
– Считай, договорились. Когда надо?
– Хоть завтра.
– Будет, приходи с утра. Только не загони лошадку да кормить не забывай.
Андрей посмотрел на Нифонта укоризненно. Купец смутился:
– Да это я так, к слову.
Задерживаться у Рыбневых Андрей не стал – надо было ещё собраться к выезду. Да и Нифонту насчёт лошади договориться необходимо. Где уж он её возьмёт – не Андрея забота, сам вызвался помочь.
И слово своё купец сдержал: утром Нифонт завёл Андрея во двор, где уже стояла осёдланная лошадь.
– Видал? – гордо приосанился Нифонт.
– Как звать-то?
Нифонт смешался.
– Вот простодыра! – Он хлопнул себя по лбу. – Забыл спросить!
Андрей вытащил из кармана припасённый ломоть хлеба, посыпанный солью, и протянул к лошадиной морде. Лошадка обнюхала угощение и аккуратно взяла губами краюху с ладони.
– Всё, Нифонт, мы подружились с нею, и теперь не важно, как её звать.
– С Василисой-то пойди попрощайся.
Андрей забежал в дом, а девица уже ждёт – у окна стояла. Чего тут говорить! Андрей обнял Василису, притянув к себе, и впился в сладкие, пухлые девичьи губы.
– Не скучай, милая, я скоро.
– Боюсь я, – молвила Василиса.
– Чего же?
– Вдруг батюшка твой не согласится с нами родниться, благословения не даст?
– Даст, уговорю.
Василиса покраснела и опустила глаза.
– Смотри, я жду, любый.
И убежала в комнату.
Андрей вышел из дома, пожал руку Нифонту. Купец распахнул ворота. Андрей взлетел в седло, помахал рукой. Лошадка без понукания тронулась.
Дорога и в самом деле оказалась тяжёлой. По самой дороге, собственно, и ехать было невозможно – снег был перемешан с грязью в серую кашу, сдобренную водой.
Лошадка сама выбрала путь по обочине. И уже ближе к вечеру – даже посветлу – Андрей подъезжал к отцовскому имению.
С радостью и необъяснимой грустью он смотрел на отчий дом – деревянный, с потемневшим срубом, но забор – ровный, во дворе – порядок, чувствовался хозяйский пригляд.
Отец, завидев на пороге сына, едва не прослезился. Обнял, потом отстранился, внимательно поглядел на шитьё на воротнике сюртука.
– Это до каких же чинов ты дослужился, сын?
– Коллежский секретарь пока.
– Молодец, я всегда знал, что ты башковитый, в нашу породу. Ну заходи в дом.
– Не могу, мне бы сначала лошадь пристроить.
– А чего её пристраивать – место в конюшне есть. Федька, поди сюда!
Из глубины дома выбежал подросток.
– Вот, сынок мой приехал, в люди выбился в стольном граде. – Отец явно был рал прибытию сына и гордился им. – Поди, сведи лошадь его в конюшню, расседлай, задай овса да напои.
– Всё исполню, барин, как велишь.
Подросток направился к лошади.
– Отец, это кто такой, почему не знаю?
– Неужто забыл? Это же кухарки нашей, Аглаи, сын. Он ведь ещё пацанёнком сопливым был, когда ты в город учиться уехал.
– Не помню.
– Проходи, проходи! Хоть бы известил письмецом заранее, я бы к приезду приготовился.
– Чего готовиться, я ведь домой вернулся.
– Надолго ли?
– Два дня пробуду. Отпуск мне трёхдневный дали за заслуги, да воскресенье ещё.
Они уселись на лавку у стола.
– Аглаюшка, гостю с дороги собери на стол.
Вошла Аглая, всплеснула руками:
– Неужто Андрей Михайлович приехал? Я сейчас, я быстренько.
Андрей тепло смотрел на хлопочущую кухарку: постарела Аглая, морщинки, да лёгкая проседь в волосах появилась. Как быстро бежит время! А отец всё такой же – шустрый, подвижный.
– Ну, рассказывай, как служба идёт.
Андрей и рассказал о суровых буднях розыскника, о поездке в Москву на задание, о ликвидации гнезда фальшивомонетчиков, о повышении по службе да о подарке императрицы. В подтверждение своих слов достал из кармана сверкающую самоцветами табакерку. Бережно взял отец царицын подарок, осмотрел, восхитился.
– Вижу, больших ты успехов и уважения добился, сынок. Не зря я за тебя хлопотал. Табакерка-то из рук самой императрицы не хуже ордена будет. Служи на совесть, глядишь – и орден заработаешь. Наш род Путиловых всегда родине славно служил, и ты его не посрами.
– С тебя беру пример, отец.
– Жениться бы тебе, сынок.
– Затем и приехал.
– Неужель девицу себе нашёл?
– Нашёл.
– Расскажи. Нет, постой. Ты же с дороги, устал и голоден. Аглая, ну где ты?
Наполнив гостиную памятным с детства запахом домашней снеди, кухарка внесла поднос с тарелками, порезанным хлебом, парящим чугунком с похлёбкой, разлила.
– Сейчас ещё рыбка жареная будет.
Поели молча, предварительно прочтя молитву.
– Ну, говори, не томи.
И Андрей рассказал о купце Нифонте Рыбневе и о дочери его Василисе.
– Любишь ли? – строго глянул старший Путилов на сына.
– Люблю, по сердцу она мне.
– А давно ли знаком с избранницей своей, не спешишь ли, сынок? Семья – дело серьёзное, а супружница твоя будущая после церковного освящения одна на всю жизнь должна быть.
– Второй год знакомы уже, отец. Нраву она хорошего, воспитания строгого. С батюшкой её знаком, а о Василисе только и думаю, да и она меня любит.
– Ну что же, не скрою – не о такой паре для тебя я мечтал. Всё думал – из дворянок найдёшь кого. Город-то большой, не чета селу нашему. Но и неволить тебя не стану. Коли по нраву тебе – даю своё изволение на женитьбу. Ты говоришь, что вы любите друг друга. Сбереги это обретение на долгие годы, не расплескай, не растранжирь. Любовь – штука сильная, но хрупкая. Когда думаешь свадьбу играть?
– Полагаю, в августе.
– Как определишься – извести. Обязательно буду. Подожди, а о приданом не сказал ничего.
– Нифонт, отец её, дом обещал в подарок за дочкой.
– Славно. Аглая, да где же рыба?
– Несу уже, с пылу, с жару, – донёсся голос кухарки из кухни.
Немного выпили за встречу яблочного вина. Водку казённую отец не уважал, да и здоровье не позволяло. Посидели, потрапезничали, поговорили. Уж за полночь глаза у Андрея стали слипаться. Отец заметил состояние сына.
– Ох, Андрей, заболтал я тебя. То с радости, прости. Комнатка твоя в неприкосновенности, иди, отдыхай. Наговоримся ещё, два дня впереди.
В голове гудело. Едва держась на ногах, Андрей добрёл до кровати – уж больно устал с непривычки в дальней дороге в седле.
Утром домашние ходили на цыпочках и говорили шёпотом.
Андрей спал почти до обеда, выспался всласть и проснулся от голода и потрясающего запаха супчика с потрошками, готовить который Аглая была мастерица.
Встав, он умылся, а уж отец за стол зовёт.
Кушали не спеша, отец всё про город расспрашивал, про новости столичные.
– А как думаешь про овощ заморский – картофель?
– В моде он ныне, сам пробовал недавно, понравился. Говорят – урожай даёт высокий и даже питательный.
– Ага, стало быть – надо брать да сажать по весне.
А после обеда гости потянулись. Велико ли село, в котором однофамильцев и дальней родни – половина?
И снова Андрей рассказывал о новостях столичных, о картошке. Незаметно и день пролетел. Почти так же и второй. А утром – в дорогу.
Федька за два дня лошадь вычистил, гриву расчесал, в гриву ленточки вплёл.
Попрощался с отцом Андрей, в седло поднялся, а в горле ком стоит. Когда-то он ещё посетит отчий дом?
А поехал – не обернулся, боялся, что слёзы потекут. Он же мужчина всё-таки, никто не должен видеть мужчину плачущим.
