Целую минуту пираты молчали.
— Ура капитану-победителю! — вдруг радостно загорланил Джо.
Хриплые голоса пиратов нестройно подхватили крик.
— Черти не проигрывают дуэлей. Он прямо-таки заворожил несчастного. Недаром, видно, на Архипелаге сплетничают о странностях Баррета, — мрачно шепнул приятелю Смок.
Нортон лежал неподвижно.
— Что там?
Флегматичный Кормик подошел вплотную и склонился над побежденным.
— Солнечный удар и к тому же сквозная рана в грудь. Ларри уже готов, и если остынет не скоро, то только дьявольская жара тому причиной. Как будем хоронить его, капитан?
Баррет сполоснул саблю в воде, вытер остатки юшки о сапог, оторвал от рубахи кружевную манжету и приложил ее к задетому плечу.
— Земля острова чертовски твердая. Будем считать, что Нортон умер в рейсе, и устроим морские похороны. Эй, Винд, Смок! Вернитесь на борт, возьмите там иглы и парусину для савана… Хотя нет. Возьмите лучше старый мешок из-под муки, веревку и ядро для ног вместо груза.
— А как же заупокойная служба?
— Английский молитвенник храброго дока Кида истрепался в бою… А трофейный испанский, конечно, не годится.
Смок и Винд перестали переталкиваться и напустили на себя самый серьезный вид.
Матросы, которые пресытились зрелищем схватки, уже разбредались кто куда по пляжу. Кое-кто уже сгребал сухие ветки, чтобы запалить костер.
— Эй, ребята! А тут прячется чужой шпион! — завопил самый наблюдательный.
Кусты сильно трещали — ясно слышно было, как застигнутый на месте человек пытается удрать.
— Держи, лови!
Десяток добровольцев-загонщиков уже ломились через кусты. Беглец удирал отчаянно, его узкая спина мелькала среди зелени, он оказался легче и проворнее пиратов, кроме того, не провел в море многих дней и поэтому тверже стоял на ногах. Расстояние постепенно увеличивалось. Винд на бегу прицелился из пистолета Лоренса Нортона и выстрелил; видимо, пуля пошла куда-то не туда, потому что беглец даже не пошатнулся, зато с толстой ветви камнем свалился убитый попугай.
— Мазила.
Исход дела решил здоровяк Смок, он на бегу подхватил с земли камень и что было сил пустил его вслед чужаку. Тот ничком завалился в заросли и тут же был схвачен полудюжиной грубых рук.
— Верткий попался мерзавец.
Пленника выволокли на открытое пространство.
— Это не черт, — разочарованно заявил Кормик. — Ставлю свою долю в несуществующих сокровищах ацтеков против фальшивой игральной кости покойного Нортона, что перед нами не кто иной, как порядочный человек.
— С чего ты взял?
— А вы посмотрите на этот бледный вид.
— Приличный человек на Скаллшорз? Ты, Кормик, должно быть, рехнулся.
— А кто он тогда такой?
— Скорее уж агент испанцев из тех скользких мошенников, по которым плачет веревка.
Схваченный закашлялся и, кое-как проглотив застрявший в горле комок, ответил с заметным французским акцентом:
— Простите, капитан, не знаю вашего имени…
— Я Баррет!
— Простите, капитан Баррет, но я вовсе не тот, за кого вы меня приняли. Я доктор Ролан Брасье, брат Галиена Брасье [1] с острова Телль Керрат. Прибыл сюда из Франции ради научных изысканий, относящихся к птицам южных морей, к вечеру через четыре дня меня заберет судно с Мартиники.
— Мне не нравится его странный вид, — грубо вмешался Кормик. — Такая узкая физиономия напоминает мне жуликоватую рожу одного знакомого адвоката.
— Это еще не причина отправить человека на рею.
Брасье очень заметно дрогнул, осознав до конца, в какой компании он очутился.
— Повесить его на дереве, капитан? — попросту спросил Смок.
В этот час на капитана Питера накатил один из тех приступов упрямства, которыми порой перемежались у него периоды депрессии.
— Я еще подумаю. Нужно все соизмерить, — отрезал он.
— Не убивайте меня, капитан! — взвыл отчаявшийся Брасье. — В конце концов, если вам нужны денежные средства, я готов написать письмо к лондонскому банкиру Саммеру, моему британскому другу.
— К Саммеру? — равнодушно повторил Баррет, и только наблюдательный Джо Малек заметил острый отблеск интереса в зрачках капитана. — Твой толстосум слишком далеко, да и у наших парней нет особого желания немедленно переплывать Атлантику. Тут, на Архипелаге, ты, Ролан, стоишь совсем немного.
— Но я же не сделал вам ничего плохого!
— Ты попался на нашем пути не вовремя, и этого уже хватит… Эй, ребята, все помнят, как погиб лейтенант Фредди?
— Конечно! Сломанная бизань упала ему поперек живота. Когда бой с тем «испанцем» закончился, бедняга уже испустил дух… и кишки у него тоже выпали.
— Отлично! То есть я хотел сказать, что мне жаль старого товарища, но сожалением делу не поможешь. Кормик… Ты хорошо показал себя в деле и отныне будешь лейтенантом. Можешь занять каюту покойного. Фред преставился, а Нортон пошел прямиком в ад, и нам понадобится двое новых матросов. Ты, Джо, больше не юнга — считай, что я повышаю тебя в звании до матроса…
Баррет помедлил.
— Работать на уборке люггера будет он, — добавил капитан, ткнув пальцем в несчастного натуралиста. — Ты, Ролан Брасье, больше не сухопутная крыса, а бравый парень, слуга на «Синем цветке», и берегись, если я обнаружу жирное пятно на своей тарелке или гнездо насекомых в углу каюты.
— А как же тот корабль с Мартиники?!
Пираты неистово захохотали, предвкушая новое развлечение.
— Охо-хо! Юнга, которому перевалило за три десятка лет!
— К тому времени, как твое корыто придет за тобой, ты уже будешь далеко и откажешься от многих своих предрассудков.
— Могу я хотя бы вернуться к своей палатке и забрать кое-какие вещи?
— Оружие, звонкая монета, побрякушки для дам?
— Там бесценные образцы попугаев, ящериц и пауков.
— Нет, — отрезал Баррет.
Брасье потупился, видно было, что он зол, напуган и боится вызвать ярость капитана.
Баррет равнодушно отвернулся.
…Временный лагерь на острове обустроили еще до вечера. Шли часы, смеркалось быстро, как это бывает в южных широтах, близилась ночь, соленый ветер с моря сменился теплым ветром с разогретой суши. Крабы возились в темноте. До Баррета доносилось сухое пощелкивание их панцирей. Потом выкрики пиратов заглушили этот монотонный нечеловеческий звук. Чтобы скрасить усталость, с «Синего цветка» переправили на берег бочонок рома. Теперь матросы низкими голосами тянули песенку о недотроге Кэт. Слова жаргона и ругательства так густо уснащали ее, что Брасье с трудом улавливал смысл. Он озирался в тоске и щурился от дыма, напоминая беззащитную птицу.
