Как-то раз, когда юные охотники разбрелись по лесу, Камелефата неторопливо пробирался сквозь заросли, мечтая подстрелить хоть какого-нибудь зверька, хотя бы карликовую антилопу. Он бесшумно крался, будто индеец из племени сиу, и сторожко вглядывался в чащу; напряженные мышцы в любой момент готовы были отбросить тело в безопасное укрытие. Вскоре Камелефата очутился на какой-то поляне, где с ним произошли весьма странные вещи.
Когда он пришел в себя от неожиданности и вновь обрел способность двигаться, спасаться бегством ему уже расхотелось. В конце концов, теперь он мужчина и носит имя своего великого предка, которое должен с честью защищать. И, вспомнив об этом, Камелефата решительно двинулся вперед.
Перед бедной хижиной, стоявшей на поляне, на солнышке сидела седая старуха. Казалось, что ее иссохшее тело обладает неким сверхъестественным могуществом.
Невозможно было выдержать взгляд ее желтоватых глаз. Бедра старухи были обернуты старенькой набедренной повязкой. На шее висели бусы из раковин каури, на запястьях болтались черные колдовские браслеты.
Именно наружность старухи и поразила Камелефату. Немного придя в себя, он стал рассматривать ее жилье.
Это была маленькая квадратная лачуга, страшно обветшавшая. Старые листья папоротника на крыше высохли до такой степени, что в любой момент их, казалось, могло унести самым легким ветерком. Глинобитные стены, готовые вот-вот рухнуть, во многих местах были испачканы кровью и налипшими перьями мелких птиц, явно принесенных в жертву духам. Над входом висел гигантский череп быка.
Старуха вроде бы даже обрадовалась юноше и позволила ему рассматривать все, что он хочет. А когда он вдоволь насмотрелся, спокойно сказала:
— Добро пожаловать, храбрый Камелефата.
Сын Вождя так и подпрыгнул: откуда этой старухе известно его имя?
— Ничему не удивляйся, мой мальчик, — успокоила его старая женщина. — Я знаю все, что хочу знать. Могу тебя заверить, что с тех пор, как вы находитесь в Долине Дьявола, мне известно про каждого из вас все.
— Но в вашем возрасте нельзя ходить так далеко, — смущаясь, пробормотал Камелефата.
— Я уж давно никуда и не хожу, — ответила она. — Просто у меня есть особые глаза, каких у других людей нет. Но входи же, сынок, лучше нам продолжить беседу в хижине.
Камелефата помог старой женщине войти в дом. Там он уселся на табуретку странной формы и стал осматриваться. Стены хижины почернели от дыма. В одном углу возвышалась в рост человека целая пирамида горшков и горшочков. Перед ней на полу в строго определенном порядке были расставлены сосуды, наполненные какими-то разноцветными жидкостями. Три крупных камня, тщательно подогнанных друг к другу, образовывали очаг. Постелью служила куча сухих листьев, покрытых старой циновкой. На стенах висели устрашающего вида маски и фигурки, искусно вырезанные из дерева.
Старуха взяла семнадцать раковин кау́ри и бросила их на пол. Потом собрала их и принялась ими жонглировать. Камелефата подивился ее ловкости: собеседница его давно уже превзошла тот возраст, когда люди способны жонглировать раковинами[9].
Что же касается старухи, то она как ни в чем не бывало продолжала свое занятие. Каждый раз, бросив каури на пол, она внимательно всматривалась в них, и выражение лица ее постепенно менялось. Несколько раз она сокрушенно покачала головой, словно о чем-то сожалея. Видно, каури о чем-то с ней говорили, рассказывали ей такие вещи, которых Камелефата слышать не мог.
Вдруг внимание юноши отвлек звук чьих-то шагов. Он поднял глаза, посмотрел на дверь и в изумлении увидел юную девушку, которая показалась ему пришедшей из сказки. Она была маленькая, совсем еще ребенок. В ее хрупкой фигурке таилась какая-то дикая прелесть. Огромные, как у антилопы, глаза сверкали подобно звездам. У нее был четко очерченный, красивый рот с довольно полными губами. Длинные волосы тщательно причесаны и изящно уложены на макушке в высокую башню. Одета девушка была лишь в коротенькую юбочку из зеленых листьев. Легкой походкой она прошла прямо к старухе и села с ней рядом, не сводя с юноши вопрошающего взгляда.
— Это моя дочка, — пояснила старуха.
Еще немного помолчали, и тут старуха снова заговорила. Судя по тому, что она сказала, известно ей было очень и очень многое.
— Ты храбр и щедр, — сказала она юноше, — но хотя эти качества и прекрасны, они принесут тебе много горя. В этом мире ты призван совершить великие деяния, но немало будет препятствий на твоем пути!
Старуха снова помолчала, словно собираясь с силами.
— Камелефата, мальчик мой, будь мужественным. Тебя постигло великое горе, — выговорила она наконец. — Так распорядилась Судьба, и я ничем не могу тебе помочь. Предупреди своих товарищей, и назавтра возвращайтесь в деревню.
— Пожалуйста, откройте мне все, — молил ее Камелефата, — я не боюсь правды.
— Нет, я не могу ничего сказать. Знаю только, что это великое несчастье.
Она поднялась и вместе с дочкой проводила гостя до порога. Камелефата обратил внимание, что дочь ее носит на запястье необычный браслет. Но это не слишком удивило его: в хижине колдуньи странного хватало.
— А теперь иди, — велела ему старая женщина.
— И пусть покровительствуют тебе духи предков, — сказала девушка.
Это были единственные слова, которые она произнесла с тех пор, как появилась в хижине. Голосок у нее был чистый, певучий.
Камелефата поблагодарил обеих и поспешил в лагерь. Возбужденный мозг рождал тысячи догадок и сомнений. Чего он только не передумал, но так и не смог разгадать эту загадку, которая продолжала терзать его душу.
Товарищи уже давно ждали его и беспокоились. Камелефата поведал им о встрече с колдуньей, и старый Апуша решил, что в путь они отправятся завтра с рассветом, потому что уже наступила ночь.
Ночь эта была ужасной. Камелефату преследовали кошмары. Он видел людей без лица, пляшущих вокруг огромного костра и издающих вопли, от которых душа уходила в пятки. И вот что странно: он снова и снова ясно слышал слова старой колдуньи: «Я знаю только одно: это великое несчастье». В очередной раз услышав это, Камелефата вскочил как ужаленный, весь мокрый от пота. Спать он больше не мог и стал думать об отце, о замечательном Вожде, который дал своему племени силу и процветание.
Не слишком многочисленное, племя ашуку продолжало оставаться независимым, несмотря на соседство с более могущественными племенами. Ашуку вели себя достойно и по отношению к царю, правившему всей обширной территорией, на которой разместилось и их племя. Мирные и трудолюбивые, ашуку занимались земледелием, а если им и приходилось обучать своих юношей воинскому искусству, то всего лишь для того, чтобы те умели защитить себя и своих сородичей.
