Наутро она велела повару скормить один хлебец свинье. Животное прожило до вечера без каких-либо признаков недомогания. На следующий день с ним тоже ничего не произошло. Тогда свинье скормили оставшиеся хлебцы, так что та даже обожралась. Без особых последствий.
Эта тревога была ложной, но в любом случае хлебцы от царя хороши только для свиньи.
Позже Итшан дал ее телу ощутить воздействие бальзамов ночи. Чудесные, но кратковременные утешения. Оба любовника слишком хорошо знали: ситуация была шаткой.
Некому было наследовать трон.
Носить под сердцем ребенка и видеть, как его выдирают из твоего лона…
Ребенок Пасара. Ребенок, зачатый от мужчины, которого она любила как саму себя. Первый ребенок, которого она так ждала!
И потеряла в тот миг, когда ей сообщили о смерти его отца.
Она вспомнила те горькие мгновения, когда повитуха тянула бедное существо, набросок человека, которому бог всех богов, творец мира Амон отказал в существовании.
Воспоминания об этих ужасных днях возвращались к ней, подобно стае воронья, набрасывающейся на пшеничные поля, клацая клювами и шумно хлопая черными крыльями. То ли этих стервятников приносил порыв ветра, то ли они чувствовали, где могут поживиться. Она могла по нескольку часов и даже дней находиться в невменяемом состоянии, пока Сати или Итшан не принимались упрекать ее.
Царица! Нельзя же так, царица!
Однажды вечером Итшан нашел ее в состоянии безучастности ко всему, отчаяние охватило ее, будто она ощущала дыхание смерти.
Как обычно, он стал расточать нежные слова и ласки — ничто не действовало на нее.
— Твоя печаль бессмысленна, — сказал он.
И это говорил тот, кто прежде проявлял столько понимания! Она взглянула на него удивленно.
— Это ты мне говоришь? Ты же знаешь причины моей грусти.
— Да, действительно знаю. Ты считаешь себя бессильной жертвой, статуей. Ошибаешься. Большая часть придворных и знати Фив и Мемфиса воспринимают тебя как последний оплот божественной царской власти.
У нее широко открылись глаза.
— Что означают эти речи? — спросила она. — С каких пор я стала тем, кем, как ты говоришь, меня считают?
Бывший товарищ Тутанхамона по учебе и играм, новый Начальник конюшен был к тому же одним из сыновей военачальника фиванского гарнизона. Его старший брат был первым писцом Казначейства и вторым при казначее Майи. Его семья считалась одной из самых богатых в стране и возглавляла один из самых влиятельных кланов Верхней Земли, уступавший по значимости лишь клану Ая. Он не говорил необдуманных слов.
— Ты — некоронованная царица, но твоя власть реальна. Ай не может воспользоваться своей властью без твоего согласия. Наступило время осознать это. Доказательством является то, что Хумос, верховный жрец храма в Карнаке, сдержанно поинтересовался в присутствии моего отца вашими с Аем взаимоотношениями.
Оцепенение, в котором она пребывала всю вторую половину дня, неожиданно отпустило ее. Анкесенамон горделиво выпрямилась.
— Ай все это хорошо понимает, — заключил Итшан. — Он знает, насколько почитаема династия в стране. Это и есть причина, по которой он выставляет напоказ свое уважительное отношение ко всему, что касается царственного образа. Ты — не угроза для него, напротив, ты гарантия законности его власти. Ты напрасно ведешь себя так, будто безоружна.
Она вспомнила фрески в гробнице, на которых была изображена в образе божеств.
— Но что может дать мне эта власть, если я действительно обладаю ею? — произнесла она вполголоса.
Спустя два дня из витиеватых речей своего распорядителя церемоний Анкесенамон стало известно, что занимающий такой же пост в доме Ая старый Уадх Менех — живая мумия, повидавшая на своем веку достаточно ужасов, — сообщил ему о визите правителя.
Она насторожилась. Если Ай сдвинулся с места специально для того, чтобы ее увидеть, значит дело было действительно серьезным. На протяжении трех месяцев с тех пор, как он взошел на трон, они виделась только на дворцовых праздниках и обменивались лишь короткими фразами, звучавшими из ее уст весьма холодно.
Анкесенамон решила принять его на террасе, своем любимом месте во дворце. Она наблюдала за тем, как ее дед шел через анфиладу в сопровождении секретаря, носителей опахал и двух стражников. Перед дверью в прихожую он обернулся, что-то коротко приказал и продолжил свой путь один. Две придворные дамы также наблюдали за продвижением царя по отделанным плитами ступеням — он осторожно ставил ноги в золотых сандалиях, в такт шагам постукивая тростью.
Сначала расстояние в тридцать, затем в двадцать и вскоре в десять шагов отделяли ее от этого человека. Тяжелая походка. Кажется, две морщины, спускающиеся от крыльев носа к уголкам рта, стали более глубокими за прошедшее время. Складка между бровями уже не могла быть глубже — она прорезала кожу почти до кости. Горестно изогнутые губы, словно рассеченные саблей. Глаз не видно. Да, у этого человека не было глаз: только две дыры, которые, как две съежившиеся крысы, следили за тем, что происходило снаружи.
«Человек, которого надо уничтожить, — подумала она. — И это будет истинным удовольствием!»
На расстоянии в пять шагов он остановился и широко улыбнулся. Раскрыл объятия.
— Царица Анкесенамон! Внучка моя дорогая!
Только уже за это она готова была отдать его на съедение льву, который, между прочим, поднялся и сел у ее ног при виде посетителя. Словно наткнувшись на бдительный взгляд хищника, Ай остановился.
— Так ли необходимо присутствие здесь этого животного? — спросил он елейным тоном.
— Чистой душе нечего опасаться.
Фраза была рассчитана на то, чтобы посеять беспокойство в душе притворщика-царя.
— Впрочем, мне говорили, что в своем дворце в Ахмиме ты держишь гепардов, — добавила она.
Он покачал головой и подцепил на палец массивное кольцо, держа его так, будто предлагал ребенку лакомство, потом приблизился на один шаг и стал еще приторнее улыбаться.
Она не пошевелилась, взглядом отметая подарок.
— Это кольцо — для тебя, — сказал он, хотя это было очевидно. — Взгляни.
Она соизволила опустить глаза на кольцо — точно такое подарил ей Тутанхамон, она постоянно носила его, но только этот скарабей был красного цвета.
— На нем выгравированы два картуша с нашими именами, — произнес он, решившись преодолеть последний шаг, который отделял его от нее.
Она поднялась; он приблизил к ней лицо, которое точнее было бы назвать мордой. Тогда она подставила свою щеку для поцелуя. Он снова протянул ей кольцо, и она взяла его, раскрыв ладонь. Притворилась, что рассматривает. Он посмотрел на придворных дам.
