Проведя, как известно, довольно бурную молодость, Паспарту жаждал теперь покоя. Наслышавшись об английской методичности и о вошедшем в поговорку хладнокровии английских джентльменов, он отправился искать счастья в Англию. Но до сих пор судьба ему не благоприятствовала. Он нигде не мог прочно устроиться, хотя сменил уже десять домов. Всюду хозяева были своенравны, неровны в обращении, искали приключений или часто переезжали с места на место. Это не могло удовлетворить Паспарту. Его последний хозяин, член парламента, молодой лорд Лонгсферри, после ночей, проведенных в «устричных залах» близ Хай-Маркета [17], возвращался весьма часто домой на плечах полисменов. Паспарту, желая прежде всего сохранить уважение к хозяину, рискнул высказать ему по этому поводу несколько почтительных замечаний, которые, однако, были приняты недоброжелательно, и Паспарту покинул его.
В это время он узнал, что Филеас Фогг, эсквайр, ищет слугу. Он навел справки об этом джентльмене. Человек, который ведет столь правильный образ жизни, всегда ночует дома, не путешествует, никогда не отлучается из дому даже на сутки, был как раз тем, кого он искал. Он отправился к Филеасу Фоггу и поступил к нему на службу при уже описанных обстоятельствах.
Паспарту (пробило уже половину двенадцатого) находился в доме на Севиль-Роу один. Немедленно он начал осмотр нового жилища. Он обошел весь дом, с чердака до подвала. Ему понравился этот чистый, хорошо устроенный, строгий, пуританский дом. Он походил на прекрасную раковину улитки, но на раковину, освещаемую и отапливаемую газом, так как здесь углеводород служил для всех нужд отопления и освещения. Паспарту без труда нашел на третьем этаже предназначенную ему комнату. Электрический звонок и слуховые трубки соединяли ее с комнатами первого и второго этажей. На камине стояли электрические часы, соединенные с часами в спальне Филеаса Фогга, и оба маятника ударяли в одну и ту же секунду.
«Это как раз по мне, это как раз по мне», повторял Паспарту.
Над часами он заметил исписанную бумажку. Это было расписание его ежедневной работы. Он прочел его. С восьми часов утра, когда Филеас Фогг вставал, и до половины двенадцатого, когда он выходил из дому и отправлялся завтракать в Реформ-клуб, были предусмотрены все подробности обслуживания: чай с поджаренным хлебом — в восемь часов двадцать три минуты, вода для бритья — в девять часов тридцать семь минут, без двадцати десять — прическа, и т. п. И далее, с половины двенадцатого до полуночи — часа, в который методический джентльмен ложился спать, — все было расписано, предусмотрено, упорядочено. Паспарту с удовольствием перечитывал это расписание и заучивал наизусть его параграфы.
Что же касается гардероба джентльмена, то он был прекрасно организован: каждая пара брюк, фрак или жилет имели свой порядковый номер, отмеченный во входящем или исходящем реестре, указывающем дату, и когда, смотря по сезону, их следовало надевать. В таком же порядке находилась и обувь.
В общем, этот дом на Севиль-Роу — храм беспорядка во времена знаменитого, но беспутного Шеридана — был теперь комфортабельно обставлен и обнаруживал во всем хороший достаток. Там не было библиотеки, не было книг, так как мистер Фогг не чувствовал в них надобности. Реформ-клуб предоставлял в распоряжение своих членов две библиотеки: в одной находилась беллетристика, в другой — книги по вопросам права и политики. В спальне Филеаса Фогга стоял несгораемый шкаф средней величины, конструкция которого прекрасно защищала хранящиеся в нем ценности как от пожара, так и от воров. В доме не было никакого оружия — ни охотничьих, ни военных принадлежностей. Все указывало на самый мирный образ жизни хозяина.
Рассмотрев в мельчайших подробностях свое новое жилище, Паспарту потер руки, улыбнулся во всю ширь своего лица и радостно произнес:
— Это мне нравится! Это как раз по мне! Мы прекрасно сговоримся с мистером Фоггом. Какой домосед и настоящее воплощение точности! Не человек, а машина! Ну что ж, я ничего не имею против того, чтобы служить машине.
где завязывается разговор, который может дорого обойтись Филеасу Фоггу
Филеас Фогг вышел из своего дома на Севиль-Роу в половине двенадцатого и, поставив пятьсот семьдесят пять раз правую ногу впереди левой и пятьсот семьдесят шесть раз левую впереди правой, достиг в Пэль-Мэле здания Реформ-клуба — здания, постройка которого стоила не меньше трех миллионов.
Филеас Фогг прошел прямо в столовую, все девять окон которой были открыты и выходили в прекрасный сад, где осень уже позолотила деревья. Там он занял свое обычное место за столиком, где его уже ожидал прибор. Завтрак состоял из закусок, отварной рыбы под соусом «ридинг», кровавого ростбифа с приправой из мухоморов, пирога с ревенем и крыжовником и куска честерского сыра; все это было запито несколькими чашками превосходного чая, выращенного специально для Реформ-клуба.
В двенадцать сорок семь наш джентльмен встал и направился в большой салон — роскошную комнату, увешанную картинами в роскошных рамах. Там слуга подал ему еще не разрезанный номер «Таймса», и Филеас Фогг тщательно разрезал его листы, выказав при этом сноровку, доказывающую большую привычку к этой весьма сложной и тонкой операции.
Чтение этой газеты заняло Филеаса Фогга до трех часов сорока пяти минут; изучение «Стандарда» продолжалось до обеда, во всем похожего на завтрак и отличавшегося от него лишь прибавлением «королевского британского соуса».
Вез двадцати шесть наш джентльмен снова вышел в большой салон и погрузился в чтение «Морнинг Кроникл» [18]. Получасом позднее несколько членов Реформ-клуба появились в салоне и подошли к камину, в котором пылал огонь. Это были обычные партнеры мистера Филеаса Фогга, такие же, как и он, заядлые игроки в вист: инженер Эндрью Стюарт, банкиры Джон Селливан и Семюэль Фоллентин, пивовар Томас Фленген и Готье Ральф, один из директоров Английского банка, — всё люди богатые и пользовавшиеся почетом даже в этом клубе, среди членов которого были знаменитости промышленного и финансового мира.
— Ну, Ральф, как обстоят дела с кражей? — спросил Томас Фленген.
— Банку, видимо, придется проститься со своими деньгами, — заметил Эндрью Стюарт.
— А я, наоборот, думаю, что мы все же наложим руку на вора, — заметил Готье Ральф. — Мы разослали ловких полицейских агентов и в Америку, и в Европу, и во все главнейшие портовые города, так что этому господину будет очень трудно ускользнуть.
— Так, значит, приметы вора известны? — спросил Эндрью Стюарт.
— Во-первых, это не вор, — серьезно ответил Готье Ральф.
— Как не вор? Этот молодчик
