Огненный суд - Эндрю Тэйлор

В спешке он наткнулся на кресло, и оно опрокинулось. На лестничной площадке он затворил за собой дверь. Спустился. Когда он вышел на солнечный свет, что-то щелкнуло у него в голове, и он вдруг вспомнил, что это за место: гнездовье законников, коих развелось не счесть за стенами Старого города. Так гнезда грачей растут гроздьями на деревьях в саду вокруг дома.

Законники. Исчадия дьявола. При помощи лжи и своей латыни они докажут, что белое – это черное, и посадят в тюрьму невинных богобоязненных людей. Это он знал на собственном горьком опыте.

В саду распевали птицы. Двор был полон людей, по преимуществу мужчин и по преимуществу в черных мантиях законников. Ему снова пришли на ум грачи, разговаривающие друг с другом. «Гаар-гаар, – прошептал он про себя. – Гаар-гаар».

Он побрел на одеревеневших ногах к главному зданию с высокими стрельчатыми окнами. Остановился в дверях и оглянулся. Поднял глаза на дом, из которого только что вышел. Человек-тень снова стоял у окна на втором этаже. Он вскинул руку, обращаясь к тени, отчасти обвиняя, отчасти торжествуя: вот перед вами возмездие за грех. Падайте на колени и кайтесь.

Тут он увидел Рэйчел. Она выходила из обугленного дома, пострадавшего в пожаре, рядом с лестницей XIV. Она натянула на голову капюшон, чтобы скрыть свой стыд. Она пытается спрятаться от него. Она пытается спрятаться от Бога.

– Гаар-гаар! – кричали грачи.

– Рэйчел, – произнес он, или ему это только показалось. – Рэйчел…

Мимо нее прошел законник и задел ее плечо. Капюшон съехал. К своему изумлению, он увидел, что женщина была вовсе не Рэйчел. У этой женщины была каинова печать на лице. Каин завидовал своему брату Авелю и убил его.

Это не Рэйчел. Его жена мертва, гниет в могиле, ждет среди червей второго пришествия Господа и вечного царствия Иисуса. И у Рэйчел никогда не было такой каиновой печати…

– Грешница! – закричал он, погрозив кулаком. – Грешница!

Яд змия действует и после смерти. Может, он ошибался в Рэйчел. Может, она тоже была шлюхой, как Ева, искусительница мужчин, и ей суждено вечно мучиться в адском пламени.

– Гаар-гаар! – кричали грачи. – Гаар-гаар!

Просто удивительно, как деньги в кармане и положение в обществе могут повлиять на самооценку мужчины.

И вот перед вами я, Джеймс Марвуд. Более холеный и более преуспевающий, чем полгода назад. Секретарь мистера Уильямсона, заместителя государственного секретаря – самого лорда Арлингтона. Секретарь Совета красного сукна, подчиняющегося департаменту камергера стула [2]. Джеймс Марвуд – в общем и целом многообещающий малый, даже если только по собственной оценке.

В тот вечер, в четверг 2 мая, я отправился по воде от Тауэра, где выступал в качестве свидетеля по поручению мистера Уильямсона на допросе некоторых заключенных. Прилив был нам в помощь, хоть и начался недавно. Руины Сити лежали справа от меня: церкви без крыш, шаткие печные трубы, склады, от которых остались одни стены, кучи пепла. Но расстояние и солнечный свет придавали им странную красоту, расписывая райскими красками. Слева от меня, на стороне Суррея, простирался неповрежденный Саутуарк. Прямо передо мной на Лондонском мосту горделиво высились дома над водой, телеги и экипажи сновали между ними в одну и другую сторону.

Лодочник счел, что пока пройти под мостом для нас безопасно. Через несколько часов, когда прилив усилится, течение станет слишком бурным и опасным. Тем не менее он повез нас через один из самых широких пролетов. Какое облегчение добраться до открытой воды, отделавшись всего лишь брызгами, попавшими на плащ.

Передо мной вновь открылся Лондон со все еще возвышающимся на холме почерневшим остовом собора Святого Павла. Со времени Великого пожара прошло восемь месяцев. Хотя улицы расчистили и руины обследовали, восстановление практически не началось.

Меня занимали мысли о предстоящем вечере – приятная перспектива ужина с двумя коллегами-клерками в вестминстерской таверне, где будет музыка и хорошенькая официанточка, которая станет сговорчивой, если пообещать лоскут кружева или какую-нибудь другую мелочь. Однако до этого нужно вернуться домой переодеться и составить записку для мистера Уильямсона.

Я велел лодочнику высадить меня на Савойской пристани. Мое новое жилье находилось неподалеку. Я переехал менее трех недель назад из дома мистера Ньюкома, королевского печатника. Поскольку доход мой вырос, я заслуживал лучшего жилья и мог позволить себе оплатить его.

Во время последних войн в Савое размещали раненых. Теперь оживленное местечко у реки стало пристанищем для престарелых солдат и матросов, а также использовалось как частное жилье. Что касается последнего, оно пользовалось большим спросом после Пожара, так как любых мест для проживания по-прежнему не хватало. Все это было собственностью Короны, и мистер Уильямсон замолвил за меня словечко кому надо.

Инфермари-клоуз, мой новый дом, образовался в результате деления большого здания на четыре части. Мой дом был самым маленьким из четырех и самым дешевым. Его задняя часть выходила на погост Савойской часовни, что представляло собой небольшое неудобство, которое грозило стать большим, по мере того как погода будет теплеть. С другой стороны, в этом крылась причина низкой арендной платы.

Мое хорошее настроение сразу улетучилось, как только Маргарет открыла мне дверь. Лишь взглянув на нее, я понял, что случилось что-то неладное. Я передал ей свой намокший плащ.

– В чем дело?

– Мне жаль, хозяин, ваш отец выходил побродить сегодня. Я отлучилась всего-то на минутку – пришел отходник. И он все говорит и говорит, сэр. Какой-то поток слов, и ничего…

– Он в безопасности?

– В безопасности? Да, сэр. – Она набросила плащ на сундук и машинально разглаживала складки. – Он в гостиной у камина. Я оставила его во дворе на его любимой скамье. Солнце вышло, он уснул. И я подумала: если отлучусь на минутку, он…

– Когда это случилось? – перебил я ее.

Она закусила губу:

– Не знаю. С час назад. Мы не могли его найти. А потом он вернулся с заднего двора. Барти его привел.

– Кто?

– Барти, сэр. Подметальщик перекрестка у Темпл-Бар. Он знает, что ваш отец иногда блуждает.

Я понятия не имел, кто такой Барти, но взял себе на заметку, что нужно вознаградить его за труды.

– Сэр, – прошептала Маргарет. – Он плакал. Как дитя.

– Почему? Его кто-то обидел?

– Нет.

– Он что-нибудь говорил?

Маргарет потерла глаза тыльной стороной ладони.

– Рэйчел.

Меня словно ударили.

– Что?

– «Рэйчел», сэр. Вот что он сказал, когда пришел. И повторял снова и снова. Просто имя. Рэйчел. – Она уставилась на меня, теребя складки платья. – Кто такая Рэйчел, сэр? Вы знаете?

Я ничего ей