Страшнее всего было молчание. Ведь тебе не говорят ни одного слова, пусть и бранного. Будто ты бездушная деревяшка, а не живое существо. Даже когда начались измывательства, меня били и поливали ледяной водой молча, под гнусные ухмылки надзирателей. И единственный вопрос, который я задавал палачам, а затем себе — почему всю жизнь меня держат взаперти? За что?
Представьте себе, что сначала вас в младенчестве оторвали от матери. Её светлый образ до сих пор является мне во сне, хотя я давно не помню родного лица. А затем много лет вы живёте под надзором в крепости на севере, где только строгие монахи иногда уделяют тебе внимание. Так проходит ваше детство среди чужих и чёрствых людей. Благо со мной тогда ещё разговаривали, даже обучили грамоте и счёту. А отец Илия иногда говорил, что я имею склонность к математике и изредка меня хвалил. Это были лучшие дни в моей жизни, ведь ранее я не слышал от людей ни одного доброго слова. Комендант крепости был хорошим человеком и даже вызвал медика, когда я заболел оспой. Так, мне удалось дожить до пятнадцати или шестнадцати лет, назло провидению. Благо тогда вызвали медика и помогли мне вылечиться. Доктор в разговоре с комендантом удивлялся, что я крепок здоровьем, а не гнию заживо от чахотки или иных хворей. Потом стало совсем плохо.
Ведь меня перевезли сюда. И я оказался в тёмном каземате, куда еле проникали солнечные лучи. А матрац, наполненный гнилой соломой, последний раз меняли много месяцев назад. Времена года я определяю по теплу и холоду. Ибо летом здесь невозможно дышать, а зимой приходится кутаться в полуистлевшее одеяло и стучать зубами. Но ко всему можно привыкнуть, даже к молчанию окружающих. Только им оказалось этого мало, и далее начался настоящий ад. Избиения сопровождались обливанием, а к морению голодом добавлялось несколько дней без воды. Когда я уже не мог ворочать высохшим языком, мучители давали мне напиться. И всё под молчаливые усмешки. За что?
А ещё меня сажали на цепь, будто пса. Но относились хуже, нежели к несчастному животному. В монастыре у меня был кобель по кличке Гельмут. Только он спокойно бегал по двору без всяких цепей. Я ласково называл единственного друга Геля, кормил его и посвящал в свои самые сокровенные тайны. Никогда в жизни до монастыря и тем более после, я не встречал живое существо, которое бы меня любило. Была ещё мама, но я её уже не помню. Потом Гелю убил офицер, прибывший забирать меня из крепости. Собачка просто полаяла на нового человека, как делала это всегда, размахивая хвостом и выпрашивая снедь. И за это его закололи шпагой, а меня первый раз в жизни избили. Ведь я посмел заступиться за самое родное существо и наговорил убийце множество гадостей. Тогда, лёжа в неказистой келье, глотая слёзы вперемежку с кровью из разбитых губ, я первый задал вопрос. За что?
Позже мне стало всё равно. Издевательства надзирателей, их ухмылки или изредка заходящие офицеры, показательно морщащие нос, закрываемый надушенным платком, более меня не трогали. Тогда я всерьёз задумался, что лучше самому уйти из этой жизни. Да и можно ли назвать подобное существование жизнью? Но вскоре всё поменялось. Нет, меня не перестали бить, обливать ледяной водой и сажать на цепь. Просто в мою действительность ворвался новый человек. Хотя, сложно назвать его живым существом.
Звали его Майор, именно так он представился в первый раз. Сначала я подумал, что мой разум пытаются захватить демоны и прочие адские порождения, о которых рассказывал отец Илия. Ещё я подумал, что схожу с ума. Но голос в моей голове просто смеялся, произнося множество непонятных слов. Только не было в них зла или насмешки. А когда он лучше узнал о моей судьбе, то проникся искренним сожалением. Хорошо, что не жалостью. Подобное чувство претит всему моему существу. Больше я ненавижу только людей, измывавшихся надо мной и посадивших в каземат.
Мы понемногу узнавали друг друга. Но для этого мне пришлось выучить необычный язык нового друга. Его речь оказалась чужда, и одновременно, так близка к моей. Но что мне было известно о языках? Когда мы начали немного понимать друг друга, Майор верно заметил, что я ещё ребёнок. Не знаю, сколько мне тогда исполнилось лет, но моё лицо уже начало зарастать бородкой. Надзиратели одно время кривились. И в итоге решили меня брить, но не более одного раза в две или три недели. А ещё им доставляло особое удовольствие карябать мою кожу тупым лезвием, смачивая его в холодной воде.
Только они опоздали. К тому времени я уже стал совершенно иным человеком. И всё благодаря моему другу. Сначала он объяснил, как не реагировать на издевательства. Ведь страшнее боли была неизвестность и отношение, будто к неразумной зверюшке. Майор же просто попросил воспринимать происходящее как испытание, насланное высшими силами. Мол, глупые истязатели сами не ведают, что помогают закаливать мой дух и плоть. Ведь с каждым разом проще терпеть боль от ударов, а постоянные обливания делают тело крепче. С ошейником на шее и глупыми ухмылками молчаливых палачей стало ещё легче. Я просто забывал обо всём и не обращал внимания на надзирателей. Ведь всеми моими мыслями и устремленьями завладел таинственный пришелец.
Оказалось, что Майор не демон или посланник ада. Он такой же человек, только из далёкого будущего. Немного позже, когда я выучил его странную речь, оказавшуюся русским языком далёких потомков, мне позволили узнать больше. Наш православный воин оказался прикованным к креслу, ибо полученные раны не позволяли ему передвигаться самостоятельно. Сначала он держался, но затем начал пить. И вот в один из моментов забытья, когда разум Майора находился во власти Бахуса, он встретил меня. Когда мы обсуждали этот момент позже, то оба хохотали как сумасшедшие. Я ведь вначале перепугался до икоты. Но оказывается, бравый воин тоже струсил. Мой новый друг пытался сослаться на какую-то необычную горячку. Но я никак не мог понять, отчего болезнь может быть белого цвета.
Прознав о моей нелёгкой доле, Майор отринул всякие глупости. Он почти бросил пить и отдал часть своей нелёгкой жизни одному забитому юноше, давно смирившемуся со своей судьбой. В первую очередь новый друг занялся моим воспитанием и обучением. Теперь каждое утро я начинал со странных упражнений под замысловатым названием УФЗ[5]. Мне иногда казалось, что учитель очень хочет надавать подзатыльников своему нерадивому ученику. Ведь ему было сложно объяснить, какие упражнения надо выполнять. Но он стойко терпел мои ошибки и в итоге признал, что я делаю успехи.
Сначала Майор был в самой натуральной растерянности. Ему оказалось сложно понять, что взрослый юноша незнаком с простейшими словами. Но постепенно дело пошло — я изучал необычный язык, а учитель знакомил меня со своим сказочным миром. Всё-таки мне удалось увидеть немного окружающей реальности, чтобы понять невозможность существования самоходных повозок, летающих механизмов и даже домов в три, а то четыре десятка этажей. Я и половины слов таких ранее не знал, но благодаря Майору догадался об их сути.
Ещё мой нежданный спаситель любил математические задачки и шахматы. Первое давалось мне довольно легко, спасибо отцу Илие. Вот со вторым вначале было плохо. Нет, я несколько раз видел, как монахи играли в столь сложную игру. Мне даже объяснили общие правила и два раза разрешили двигать фигуры. Майор же пытался учить меня по науке, заставив представить игральную доску мысленно. Вначале у нас ничего не получалось. Зато я узнал, что есть такой странный ход Е5. Учитель ещё хихикал, почему-то поминая лошадок[6]? После моего недоумения он попытался рассказать о необычной забаве из будущего. Там несколько здоровенных и богатых мужчин бегает за мячиком, а за этой дурью наблюдают тысячи бедняков, ещё и платит за это деньги. Но я в это не поверил. Получается, что они построили дома, подпирающие небо и научились летать, но тратят время на столь глупые занятия? Наверное, Майор потому и хихикал, что подшучивал надо мной. Где это видано, чтобы богатеи бегали на потребу нищим?
