Ознакомительная версия.
– Ты кто?
– Кандидат на звание Горшков! – бодро отрапортовал бледнолицый юноша, поджидавший его у двери персонального кабинета.
– А… Боря! Прости, не узнал сразу… Как твоя учеба?
– Отлично! Вот… Прибыл к вам на стажи… стажи…
– Стажировку?
– Так точно!
– Это дело надобно отметить. Да и праздник, как-никак, на носу…
– Я могу сбегать!
– Не сейчас. После работы. Не знаешь, шеф у себя?
– Никак нет! Уехал в Весьегонск.
– Откуда такая уверенность? Он что, докладывает тебе про все свои передвижения?
– Никак нет. Просто я оттуда родом, как и шофёр управления – дядя Вася.
– А…
– Вот он и шепнул мне на ухо, мол, не хочешь ли чего передать отцу-матери?
– Понял. Ну, коль так, – беги за пивом, все равно сегодня – короткий день.
– Есть, товарищ лейтенант!
* * *
Весь Егонская… Ещё недавно – село, деревня. А теперь если не город, то большой рабочий посёлок – точно. Как-никак – пять тысяч населения. К тому же люди все прибывают и прибывают по недавно протянутой железнодорожной ветке…
Хотя, какие это люди – так, быдло, недаром их везут в вагонах для скота!..
Автомобиль начальника Управления НКВД по Калининской области обогнал очередную колонну узников и свернул на просёлочную дорогу.
– Здесь! – сообщил дядя Вася, неизвестно почему переходя на шепот.
– Ты тоже выходи! – приказал Александр Викторович, но водитель неожиданно заупрямился:
– Я останусь, двигатель шалит, посмотреть надо.
– Ну, как хочешь.
Гуминский поправил портупею и торопливо направился к плотно запертой входной двери – ночью случился первый заморозок.
Постучал.
В ответ не донеслось ни звука.
– Эй, есть тут кто?
В это время сзади него, словно из-под земли, вырос крепкий старик с вязанкой дров в дюжих руках.
– Вам кого? – спросил, лукаво щуря и без того узкие азиатские глаза.
– Хозяина.
– Я он и есть.
– Начальник НКВД Гуминский, – козырнул высокий гость. – Для тебя просто – Александр Викторович.
– Парфёнов. Глеб Васильевич, – чинно представился старик. – Чем, так сказать, могу быть полезен?
– Внука твоего допросить желаю…
– Эх, мил человечек, Ванечка на вопросы не отвечает. И вообще, сам выбирает, кому и что сказать…
– Да ну?
– Точно… Бывает – молчит неделями, слова из него не вытянешь, а бывает – выглянет в окно и бросит между прочим: «Вон – еще один покойник пошёл». Причем – серьёзно, не по-детски, грубым мужским голосом. Ну что – хочешь испытать судьбу?
– Ты меня не пужай! Где это слыхано, чтобы двухлетний ребенок по-взрослому изъяснялся?
– Ладно… Как желаете-с, – по-старомодному пробурчал Парфёнов и толкнул дверь в избу.
Ванечка игрался возле печи, совершенно не обращая внимания на вошедших.
– Кхы-кхы, – кашлянул Гуминский.
Мальчик не обернулся.
– Здравствуй, Ваня!
– Вы его не тормошите, товарищ начальник… Захочет – сам говорить начнет!
– Да что ты мне всё время указываешь? Я в эту бесовщину ни за что не поверю. Пока лично не убежусь… убеждусь… убедюсь… не увижу, одним словом…
– Тогда приготовьтесь ждать.
– Долго?
– Может, неделю, а может, две.
– Что ты несешь? Какую, мля, неделю? Я тебя на месте пристрелю, если он сейчас же рот не раскроет! Ну давай, Юродивый, говори, что тебе известно о моей судьбе? Что?!
Ванечка не ответил ничего.
Только взял в руки палку, стоявшую у печи, и направил её на раскричавшегося начальника.
– Пиф-паф! – он громко рассмеялся и стал носиться вокруг деда. Тот хотел приструнить внука, да не тут-то было – мальчик словно взбесился.
– Всё, пора прекращать этот цирк! – заорал Александр Викторович и потянулся в кобуру за пистолетом. – Сейчас я шлёпну и тебя, и твоего выродка!
В тот же миг Иван перестал водить свой дурацкий хоровод. Сел на пол, выкатил глаза и зычным басом твердо произнес:
– Не шлепнешь! Я умру в один день с товарищем Сталиным!
Гуминский, как это услыхал, опустился на четвереньки и по-собачьи ринулся из избы вон.
* * *
Александра Викторовича арестовали 18 апреля 1938 года. И почти сразу же поставили к стенке. Поговаривали, что перед смертью он вел себя неадекватно: превозмогая боль, наводил на палачей указательный палец правой руки и, целясь, выкрикивал: «Пиф-паф!». При этом дико хохотал. До слёз…
О том, что ему напророчил Ванечка, так никто бы и не узнал, если б не дядя Вася.
После ареста бывшего начальника болтливый водитель уже не мог больше держать язык за зубами и теперь, подогреваемый просьбами сотрудников, был вынужден чуть ли ежедневно во всех красках живописать визит Александра Викторовича к Юродивому. Особенно удавался ему последний эпизод, когда обезумевший Гуминский, словно нашкодившая собачонка, с обнаженным именным маузером в руке, выползал из крестьянской избы, бормоча: «Вы только подумайте, он умрет в один день с товарищем Сталиным!..»
Естественно, рассказ об этом отправился проторенной стезёй в столицу. Вялов постарался.
* * *
Еще в конце 1937 года в Калинин после недолгого обучения в Высшей школе парторганизаторов при ЦК ВКП(б) прибыл на работу некий Андрей Николаевич Никонов.
Уже тогда все сотрудники знали, чувствовали, догадывались: именно он в скором будущем возглавит их управление.
Так и случилось. 1 апреля, еще до ареста Александра Викторовича Гуминского.
В отличие от всех своих предшественников, товарищ Никонов был правильного – крестьянского – происхождения и не мог похвастаться надлежащим образованием – всего два класса рабочего училища.
Но это не мешало ему успешно вести непримиримую борьбу с многочисленными врагами молодой советской власти.
К тому времени Вялов уже находился в управлении на особом положении. Сам товарищ Ежов по телефону велел ему лично опекать, лелеять и беречь товарища Ванечку – вот и весь круг обязанностей, отвечать за который Павел должен головой. О существовании необычного ребенка доложили Сталину. Узнав, что Юродивому суждено умереть в один день с ним, вождь, на всякий случай, приказал доставить мальчишку в Москву. Секретную миссию возложили, естественно, на лейтенанта Вялова. Пришлось оформлять «отпуск» – для сохранения секретности.
* * *
Когда Павел, гонимый холодным северным ветром, шёл в штатском по пустынной улице (всех, кроме Парфёновых, с которыми никто не хотел связываться, уже переселили), то постоянно ощущал на спине чей-то пронизывающий взгляд. Несколько раз, опускаясь на одну ногу, делал вид, что завязывает шнурки, и рыскал глазами по округе, но нигде не было ни души.
…Несмотря на то что виделись они всего лишь второй раз в жизни, и первый мальчишка вряд ли мог помнить, он улыбнулся Вялову, словно старому знакомому.
Ознакомительная версия.
