Ознакомительная версия.
Впрочем… Еще в полдень он был уверен в том, что ныне пылающая «Афродита» отплывет на зоре рядом с его флагманской галерой. Отплывет, нагруженная оружием, припасами, воинами и золотом, с тем, что с готовностью предоставит герцогу Венеция.
«Афродита» пылала. Пылали сердце и мозг Джованни Санудо. Он с жадностью припал к бокалу с вином, желая осушить его до дна. Но этому не суждено было случиться.
Приглушенный удар в напряженной тишине остановил руку герцогу.
«Это на носу. Что-то ударило в нос моей галеры. О, Господи, что это?! – вскочил на ноги Джованни Санудо. – Может это Венеция решила добить меня. Она решила утопить мою гордость, мою любовь, мою «Викторию[3]»!
– Огня, огня! – раздались голоса с боевой площадки на носу галеры.
«Проклятые венецианцы! Как они смеют командовать на моем флагмане? Здесь только я имею на то право!»
Джованни Санудо с трудом оторвался от кресла, и, шатаясь, бросился по куршее[4] на площадку для арбалетчиков.
Заслышав тяжелые шаги герцога, воины на носу галеры тут же вскочили на ноги и подались к бортам.
– Что здесь? – гневно воскликнул Джованни Санудо.
– Кажется, лодка, – невозмутимо ответил один из посланников ненавистного венецианского сената.
* * *
«Ему наплевать на мою «Викторию». Выбросить его за борт. Взять за горло и пояс. Одним рывком. И пусть плывет в свою проклятую Венецию. Если он хороший пловец. Никто не смеет быть равнодушным, когда угрожает опасность моему флагману!»
Эти раздумья герцога спасли глупого венецианца. Молния гнева сверкнула в голове Джованни Санудо и погасла. К тому же венецианец мог действительно оказаться хорошим пловцом. Тогда он предстал бы пред сенатом в мокрых одеждах и поведал хитрющим отцам Венеции о помешательстве герцога наксосского. Можно было не сомневаться в том, что уже очень скоро его объявят лишившимся рассудка, и тогда Архипелаг будет не под покровительством республики Святого Марка, а станет его колонией.
«Как его имя? Кажется, он лекарь. Да, лекарь».
…Этим утром в зале большого собрания сенатор Пачианни, едва сдерживая удовольствие, печально кивал голой:
– Враги скоро покусятся на ваш Архипелаг, герцог. Ваши люди прольют много крови. Это печально! (Кивки головой участились). Примите хотя бы малую помощь. У сената есть для вас несколько весьма полезных и благородных помощников. Надеюсь, они заслужат вашу благодарность своими непревзойденными умениями…
– Юлий? – едва сдерживаясь, прошипел герцог.
– Юлиан Корнелиус, – в поклоне поправил своего нового хозяина лекарь.
Джованни Санудо тут же отвернулся от посланника Венеции и повис на фальшборте:
– Огня! – велел герцог, и тут же с двух сторон от него в темень протянулись два факела. – Вот это да! Тащите эту проклятую лодку к борту! Комит[5], командуй!
Как из-под земли, а точнее, из-под палубных досок, возник здоровяк Крысобой и до боли в ушах дунул в свой бронзовый свисток. Затем он взмахнул над головой огромным кнутом и громко щелкнул им по скобленым доскам боевой площадки:
– С первого по восьмое весло на правый борт! Лодку в абордажные крюки! И живее крысиные выводки!
Тут же команду повторили два его помощника – подкомиты, и, спрыгнув с куршеи, стали плетьми, кулаками и ногами ускорять пробуждение гребцов. Но действовали они выборочно и с пониманием. За первыми четырьмя парами весел работали вольнонаемные гребцы, которые в силу своих привилегий спали за бортом, на скрещенных над водой веслах. На их плечи никогда не опускалась плеть. А вот для невольников-мавров, турок и других пленников, что были прикованы от пятой до десятой банки[6], не пожалели ни своих рук, ни их тел.
Очень скоро весла были втянуты на палубу, а моряки абордажными крюками провели непрошеную ночную гостью к низкому борту.
Растолкав не успевших отклониться гребцов, Джованни Санудо повис над лодкой. То, что он желал увидеть, тут же было освещено все теми же двумя факелами.
«Они всегда рядом и рады услужить мне. Мои бесподобные Арес и Марс», – на мгновение отвлекся герцог, затем с интересом стал осматривать то, что посмело соприкоснуться с его «Викторией».
– Их преследовали пираты…
Джованни Санудо икнул от такой наглости. Опять этот паршивый лекарь смеет первым открывать рот.
– Все стрелы арбалетные и равной длины. Эту лодку обстреливали воины из одного отряда арбалетчиков…
Герцог опять икнул и медленно повернул голову вправо. Сказавший это был прав. Сенат прислал его, рекомендовав как знатока военных механизмов. Только как его имя?
– Не пожалели стрел для этих несчастных…
А вот имя сказавшего это, Джованни Санудо помнил. Пьянцо Рацетти. Великий знаток военных укреплений. Этот, пожалуй, мог понравиться герцогу. О нем уже раньше слышал властелин Архипелага. Такие мастера на вес золота. И как его только решился отпустить сенат?
Но все равно, это не дает ему право говорить без разрешения Джованни Санудо. Эти венецианцы всюду чувствуют себя как дома и едва ли не хозяевами. Люди с чувством высокого превосходства. Но, ничего! У них еще будет время и возможность узнать, что такое превосходство герцога наксосского! Пока следует присмотреться к этой троице и выяснить, кто из них будет доносить сенату обо всех делах Джованни Санудо.
А, впрочем, зачем выяснять? И так понятно – все трое!
– Кажется там женщина и дети, – взволнованно сообщил лекарь.
– Вот и посмотри – кто жив, а кто…, – Джованни Санудо напрягся и после долгой паузы выдал: – Diagnosis ex observatione[7].
Даже вино не отняло у герцога его ученую мудрость. Чистая латынь – язык науки и священнодействия. Это не «вульгарная латынь[8]».
«Заодно и проверим, какой ты лекарь. Не могла Венеция отпустить хорошего лекаря, когда чума еще бродит по городу. Может твоя Artium magister[9] выдана в тайных подвалах Совета десяти[10]?», – ухмыльнулся Джованни Санудо и пристально посмотрел на молодого лекаря.
Тот не отвел лица, выдержав взгляд герцога. Он только посмотрел на своих венецианских компаньонов и под их молчаливое согласие ловко перевалился с борта в лодку. После долгого осмотра он поднял голову и с усмешкой сказал, обращаясь к герцогу:
– Diagnosis ex juvant bus[11] в данном случае говорит: «Один мужчина мертв». И, как говорил мой наставник по медицине в славном университете Салерно: «Contra vim mortis non est medicamen in hortis[12]. Второй мужчина, это тот, что на веслах – Articulo mortis[13], и боюсь это Casus incurabilis – «неизлечимый случай». В его теле четыре стрелы. А вот женщина с младенцем и две девушки, кажется, не пострадали. Удивительно! В лодке стрел больше, чем иголок на еже.
Ознакомительная версия.
