— Я буду ждать.
— Наблюдайте за Б., повторяю вам!
В. утвердительно кивнул головой.
— Кстати, — заметил он, — я должен вас спросить: когда мы закончили работать и положили кости в могилу, вы оставили у себя кольцо с каким-то намерением?
— Почему вы это спрашиваете? — спросил А., сверкнув глазами сквозь отверстия маски.
— То, что заметил я, вероятно, заметил и Б. — вот почему я вас спрашиваю.
— Вы правы, В. Я не положил кольцо в могилу и оставил его у себя в качестве залога, который может иметь силу, неизвестную вам, но ужасные последствия действия которой вы когда-нибудь узнаете. А если Б. спросит у вас об этом, скажите ему: я оставил у себя кольцо, чтобы осмотреть его более внимательно.
— Еще один вопрос.
— Какой? Говорите, не скрывая и тени ваших сомнений.
— Судя по дате, проставленной на этом кольце — 30 января 1710 года — сегодня ровно тридцать лет, как это кольцо было дано той, что его носила.
— Это очевидно, — сказал А.
— Стало быть… Это — просто случайность?
— Нет, — холодно ответил А., — я назначил этот день для начала действий именно потому, что знал, что сегодня годовщина. Если Б. задаст вам этот вопрос, ответьте ему так же.
После краткого молчания А. спросил, изменив тон:
— Есть ли у вас еще вопросы?
— Больше нет, — ответил В.
Слегка поклонившись, он сделал шаг вперед, как бы желая удалиться, но потом вернулся к своему спутнику.
— Ах! Я забыл, — сказал В.
Он пошарил в кармане, вынул оттуда сложенную бумагу и подал ее А.
— Письмо Бине, — сказал он.
— Он соглашается? — спросил А., взяв письмо.
— На все!
— Пусть хранит тайну, если хочет остаться на своем месте. Когда у короля охота?
— Послезавтра.
— В Сенарском лесу?
— Да.
— Хорошо, до завтра.
В. быстро удалился, А. остался стоять на месте. Потом, когда тень его спутника исчезла в темноте, он повернул направо на улицу Монторгей и направился к Гранж-Бательер.
В то время эта часть Парижа была почти необитаема. Лишь кое-где было разбросано несколько домов. С бульвара виднелась вдали капелла Ларецкой богоматери, возле этой капеллы находилась живодерня, а между ней и Гранж-Бательер простиралось кладбище. Снег продолжал падать, и весь бульвар напоминал белую скатерть. А. дошел до стены кладбища, не снимая маски и кутаясь в плащ. Он остановился перед низенькой дверью, встроенной в стену возле ворот. Эта маленькая дверь вела на кладбище и к дому сторожа. А. вставил в замок ключ, который держал в руке, переступил через порог и запер дверь. Едва он сделал пару шагов вперед, как раздался громкий лай, и огромная собака с медным ошейником, утыканным острыми гвоздями, бросилась к нему.
— Молчать, Жако! — сказал А., протянув руку.
Собака остановилась, завизжала, вертя хвостом, и начала прыгать около А., продолжая выражать свою радость дружеским повизгиванием.
Дверь сторожки отворилась, и в проеме показался человек.
— Это вы, господин? — спросил он.
— Да, — отвечал А.
— Ах, слава Богу! Как моя жена будет рада увидеть вас! Она плакала, боясь, что вы не придете.
— Не приду! — откликнулся А, — Но разве сегодня не 30 января?
— Увы! — сказал сторож, перекрестившись.
— Ах! — произнес взволнованно гость.
Какая-то женщина, взявшаяся невесть откуда, бросилась на колени в снег перед А. Тот взял ее за руки.
— Мария! — воскликнул он. — Встаньте!
— Нет! — сказала женщина. — Я на коленях благодарю того, кто исполняет волю Бога на земле.
— Молчите, Мария, не говорите так!
— Ваша рука дает облегчение страждущим.
— Молчите, Мария, и встаньте.
Женщина повиновалась. А. снял маску и, наклонившись к Марии, поцеловал ее в лоб.
Темнота была такая глубокая, и снег падал так густо, что невозможно было разглядеть черты трех особ, собравшихся перед домом.
— Ступайте домой! — сказал А.
— Вы хотите остаться один на кладбище? — спросила Мария.
— Как обычно.
— Да, но я каждый раз боюсь…
— Разве вы верите в привидения? Мне хотелось бы верить, Мария, это было бы не опасением, а надеждой!
А. повелительным жестом отослал их:
— Возвращайтесь домой!
Они повиновались. А., закутавшись в плащ, пошел к кладбищу, собака следовала за ним. Снег лежал толстым слоем и казался ослепительным на фоне черного неба. Над этим снежным слоем возвышались каменные кресты, колонны и решетки. Царило глубокое безмолвие. А. шел медленно, твердыми шагами, как человек, знающий дорогу среди этого лабиринта могил.
А., видимо, был бесстрашен, если сумел преодолеть состояние, в котором он должен был оказаться. В этой ночной прогулке по кладбищу, покрытому снегом, было что-то зловещее.
А. остановился перед деревянным крестом и встал неподвижно, сложив руки и склонив голову. Потом опустился на колени и долго молился. Крупные слезы падали из его глаз на сложенные руки. На часах капеллы Ларецкой богоматери пробило два часа. А. вздрогнул и протянул правую руку, в которой держал золотое кольцо.
— Отец мой, — сказал А. глухим голосом, — вот обручальное кольцо, которое я этой ночью снял с пальца моей матери и принес на твою могилу. Тридцать лет тому назад в этот день вы оба были счастливы, и будущее улыбалось вам. Двадцать лет назад, в эту самую ночь, в этот самый час, вы оба стали жертвами гнусных убийц! На твоей могиле, отец мой, я поклялся отомстить! С помощью Неба я шел по пути, который должен был привести меня к истине. Нынешней ночью я добыл доказательство. Над этим кольцом, отец, которое ты надел на палец моей матери, я возобновляю клятву и исполню ее. И это мщение будет беспощадным и будет продолжаться безостановочно до того самого часа, когда Господь соединит меня с тобой.
Завершив свою тираду, А. встал, и, протянув обе руки над могилой, повторил:
— Клянусь!
Пес, следовавший за А., все это время, пока он молился, ни разу не заворчал, ни сделал ни одного движения. Устремив умные глаза на А., он точно понимал, что происходило в душе этого человека, стоявшего на коленях над могилой. Когда А. встал с колен, Жако последовал за ним взглядом, не трогаясь с места. Когда же тот поднял руки и произнес последние слова, Жако слегка заворчал.
А. возвращался к дому сторожа медленным шагом, Жако следовал за ним.
А. тихо постучал в дверь и сказал:
— Выйдите сюда, друзья мои!
Он еще не успел закончить эти слова, как сторож и его жена показались в дверях. А. вытащил из кармана два кожаных мешочка.
— Андре! — сказал он, подавая один мешочек сторожу. — Вот пятьсот луидоров на погребение всех трудолюбивых людей, семейства которых слишком бедны для того, чтобы похоронить приличным образом отца, мать, ребенка.
