— Ах, Господи Боже мой, — воскликнула Перинетта, вошедшая при этих словах, — это было бы и вправду очень жаль!
— В самом деле? — произнес капитан, целуя девушку второй раз. — Ну хорошо, веревку повешенного он все же получит. Да, слово капитана Мака!
— А кто такой Мак? — спросила хорошенькая служанка.
— Мак — это мое имя, красавица.
— Вас зовут Мак?
— Да, и я к твоим услугам, детка.
И капитан запечатлел на румяной щечке Перинетты третий поцелуй.
Пока Сидуан ощипывал птицу, которой Перинетта еще в птичнике свернула шею, чтобы дело шло скорее, капитан заприметил обрывок веревки, висевший у камина, и быстро потянул его к себе.
— Так вы говорите, капитан, — произнес Сидуан, который не так легко отказывался от мысли, если она однажды пришла ему в голову, — так вы говорите, что подарите мне веревку повешенного?
— Да.
— Но я надеюсь, вы не будете для этого вешаться? — спросила Перинетта.
— Не буду. У меня в кармане как раз есть кусок такой веревки.
Капитан вытащил обрывок, который он перед тем сунул в карман, и, улыбаясь, протянул его Сидуану. Тот, дрожа, взял его.
— Но это действительно правда? — наивно спросил он.
— Что это веревка повешенного?
— Нет, что она приносит счастье?
— Ученые утверждают, что да… Ты хорошо поступишь, если ее сохранишь… Ну, выпьем еще по стакану!
— Но, капитан, — спросила Перинетта, которая после трех поцелуев стала особенно развязной, — почему вас зовут Мак?
— Не знаю, — изобретательно ответил капитан.
Служанка насадила птицу на вертел, и Сидуан стал его вращать.
— Но ваш отец должен был это знать? — продолжала Перинетта, накрывая стол и ставя прибор.
— Я никогда не знал своего отца.
— А мать?
— И матери не знал тоже. Я — дитя случая, воспитан добрыми людьми и стал солдатом. Своих родителей я не знал, и у меня нет другого имени, кроме того, которое я сам себе избрал; но я, несомненно, дворянин! — с гордостью добавил он.
— О, по виду это безусловно так, — сказала Перинетта. — Ну, прошу к столу, капитан. А вы в каком полку служите? — спросила любопытная служанка.
— Я был капитаном в полку графа Суассона. Но его только что распустили, и я направляюсь в Блуа, чтоб поговорить с королем и предложить ему свою шпагу.
— И вы производите такое приятное впечатление, что король вам не откажет.
— Мне вообще везет, — заявил капитан Мак.
— Вот этого-то мне и не хватает, — вздохнул Сидуан.
— А я, — продолжал капитан Мак, — приношу счастье всему, к чему прикасаюсь.
Сидуан подошел к капитану.
— Пожалуйста, — сказал он, — дотроньтесь до меня, дорогой господин.
— Но это уже не нужно.
— Почему не нужно?
— Я же дал тебе веревку повешенного!
— Ах да, верно! Ведь она-то теперь всегда будет со мной! Значит, вы приносите счастье?
— Да. Когда я участвую в сражении, оно выиграно!
— Потрясающе! — восхищенно воскликнул Сидуан.
— И все женщины, которые меня любили, а их немало…
— Что же с ними? — обеспокоенно спросила Перинетта.
— Они все стали знатными дамами, — ответил Мак.
Роли переменились. На этот раз Перинетта во все глаза уставилась на капитана, подавая ему подрумяненную птицу с кусочками шпика; капитан тем временем принялся за вторую бутылку.
— Хотя вообще-то, — сказал Сидуан, — это неудивительно, ведь у вас есть веревка повешенного. Только теперь вы отдали ее мне, и удача уже не будет с вами.
— Ба! Моя звезда куда более могущественна, чем веревка повешенного; достаточно мне переночевать под крышей дома, и счастье не покинет его весь год.
— А вы соблаговолите переночевать здесь?
— Конечно, — ответил добродушно капитан, — и ты увидишь, что народу в твоей гостинице скоро будет, как на ярмарке.
— Да услышит вас Господь! — недоверчиво вздохнул трактирщик.
— И знатные дамы и господа, короли, принцы, — продолжал, смеясь, капитан, — так и посыплются на тебя.
— Капитан, — воскликнул Сидуан, — мне в голову пришла одна мысль.
— Говори, дружище.
— А если вы войдете в дело?
— В какое?
— Ну, станете совладельцем гостиницы.
Перинетта бросила на Сидуана жалостливый взгляд.
— Бедный мой хозяин! — сказала она. — Вы, по-моему, спятили. Вы хотите, чтобы военный стал трактирщиком?
— И правда, — сказал Сидуан. — Простите меня, монсеньор, — я просто дурень.
— Но зато добрый, честный и очень наивный, — сказал Мак. — И я не только прощаю тебя, но и желаю тебе всякого счастья. И на этом, друзья дорогие, — закончил он, осушив стакан, — поскольку я славно отужинал, проделал длинный путь и устал, пойду-ка я спать. Где моя комната, девочка?
Перинетта вынула свечку из медного подсвечника.
— Идемте, капитан, — сказала она, — и я ручаюсь, что вы будете спать лучше, чем король.
— Ну, это несложно, — ответил, смеясь, капитан, — у меня забот поменьше, чем у него.
И вслед за Перинеттой, гибкой и ловкой, он поднялся по лестнице.
— Вот сюда, — сказала она, толкая дверь. — Посмотрите, какая постель. Простыни белые и пахнут свежестью, перина набита гусиным пухом, стены только что побелены, и комнатка вся чистенькая, как спальня новобрачной.
— И ты хороша, как роза, — сказал капитан и поцеловал ее еще раз.
Перинетта сочла нужным слегка вздохнуть.
— Я знаю, что я хорошенькая, — сказала она, — но это еще не приданое.
— Как, девочка, ты хочешь выйти замуж?
— Ну, конечно, прекрасный мой господин, — ответила она, — не надо плохо думать обо мне, потому что я смеюсь и позволяю себя поцеловать такому красивому человеку, как вы. Я порядочная девушка, и…
Тут она покраснела и умолкла.
— Но у тебя хоть ухажер-то есть?
— Да, был, но его сгубило честолюбие, — вздохнула Перинетта.
— Так расскажи мне об этом, малышка, — сказал капитан, усаживаясь в изножии постели.
— Я любила доброго большого парня, на редкость работящего, — продолжала Перинетта, — но он захотел стать хозяином, — и пожалуйте вам — больше обо мне и не думает.
— Кажется мне, что ты говоришь о своем хозяине?
— Именно о нем. Сегодня утром, — опять вздохнула Перинетта, — у меня было появилась надежда, потому что невезение делает людей смиренными…
— Это ты правильно заметила.
— Но вы ему придали мужества… Вы же сказали ему, что сюда понаедет много народу… короли… принцы к нему будто приедут. И еще Бог его знает кто, и — прости прощай!
— И прости прощай, — подхватил капитан, поднимая за подбородок голову служанки, — он теперь и думать о тебе не захочет?