Если всмотреться в сложный узор вышивки, то можно отчетливо увидеть целые сцены религиозных обрядов: вот царь поклоняется священному дереву, вот подносит лук и стрелы божествам, а рядом – сцена борьбы царя с двумя крылатыми сфинксами…
Волосы царя надушены и расчесаны. В ушах – золотые серьги, на руках – браслеты. Золотое ожерелье и меч в красивых ножнах дополняют его наряд.
Рядом с ним – его сыновья, в таких же дорогих одеждах, но с менее богатыми украшениями.
Царь жестом дает понять, что пора приступать к священнодействию.
Шумукин делает знак. Ему подают большой острый нож и укладывают ягненка на каменный жертвенник. Другой жрец, став на колени перед статуей Шамаша, начинает читать вопросы, продиктованные царем и записанные на глиняной табличке:
– «…Шамаш, великий владыка, на то, о чем я тебя вопрошаю, дай мне верный ответ. С этого дня, с третьего дня этого месяца айяра, на сто дней и сто ночей срок совершения гадания. В течение этого срока – будь то войско киммерийцев, урартов, мидян, будь то какой бы то ни было враг – задумают ли они, замышляют ли они? Будь то осадой, будь то силой, будь то боевым действием, битвой и сражением – возьмут ли они города наши, покорят ли наши владения?.. Шамаш, великий владыка, на то, о чем я тебя вопрошаю, дай мне верный ответ…»
В это время Шумукин шепчет молитву и заносит над ягненком нож.
Дымящаяся печень в его руках. Шумукин долго рассматривает ее. Он должен дать ответ на гадание. Еще не все вопросы заданы богу Шамашу. Жрец торопится. Нужно еще узнать у бога, состоится ли сговор со скифским царем Бартатуа. Он прислал к царю Асархаддону гонцов: просит отдать ему в жены царскую дочь. При этом Бартатуа обещает Ассирии мир и дружбу, помощь против врагов.
– Верно ли это? – вопрошает бога обеспокоенный Асархаддон.
Царевич Ашшурбанипал безмолвно наблюдает за обрядом жертвоприношения.
Настанет день, когда он также обратится к богу Шамашу и спросит совета у владыки вселенной. Будет ли он жрецом, как хочет этого отец, или станет наследником престола – молитвы богу Шамашу всегда будут нужны. Грозный Шамаш требует многих жертв и молитв. Он мстит, когда его забывают.
Закончив чтение табличек с запросами богу Шамашу, жрец бережно складывает их, чтобы потом унести в царскую библиотеку. Там они будут храниться в назидание потомству. Быть может, сыновья и внуки царя пожелают узнать мысли Асархаддона – тогда они прочтут эти таблички. Сотни таких табличек хранят разные распоряжения царя, проклятия врагам, молитвы и заклинания, речи перед иностранными послами, военные приказы, письма.
Шумукин долго шепчет молитвы над дымящейся печенью, прежде чем решается дать ответ. Наконец он обращается к царю:
– Я вижу благоприятные начертания, я вижу добрые предсказания.
Великий Шамаш предсказывает победу в походах твоих. Владыке вселенной Шамашу угодна твоя достойная жертва. Да будет мир и благополучие над землями Ассирии!
Гадание закончено. Служитель открывает тяжелые бронзовые двери, и ослепительный поток света врывается в полутемный зал, наполненный дымом курений и копотью светильников. Исчезают длинные, мрачные тени, и словно оживают увешанные щитами стены. Золотые щиты, украшенные головами собак, чередуются с серебряными, на которых изображены головы драконов, львов и туров. Это прекрасные изделия урартских мастеров. Когда-то, до похода Саргона, они украшали стены Мусасирского храма. А когда Саргон со своим войском ворвался в священный Мусасир, он увез дорогие урартам реликвии храма. Он приказал разыскать и мастеров, которые сделали эти щиты, и также увез их в Ассирию.
Золотые щиты привлекают внимание Асархаддона. Прежде чем покинуть храм, он останавливается возле них и обращается к Шумукину:
– Вели рабу Аплаю сделать новую статую бога Шамаша. Торопись, пока он еще жив. Ведь его привез еще мой дед Саргон.
– Статуя будет сделана, – отвечает, низко кланяясь, Шумукин. – Нужно только золота да камней драгоценных побольше.
С высоты храма как на ладони видна прекрасная Ниневия. Удивительно красива столица Ассирии! Как величественны ее дворцы и храмы, как свежи и зелены сады!
– Вот для чего нужны рабы! – говорит Асархаддон сыновьям, протягивая руку к дворцам Ниневии. – Руками рабов создали мы город, красивейший на земле. Руками рабов мы построим еще много городов и оросительных каналов.
Новые виноградники дадут нам божественные ягоды, что украшают жизнь.
– Для нас всё приготовят урарты! – усмехнулся царевич Ашшурбанипал. – Хочется мне повторить поход Саргона, великого предка твоей царственности.
Пусть урарты узнают, для кого создаются все их богатства! Великую добычу возьмем мы у них и рабов пригоним.
– Призовем милость богов… – отвечает, хмурясь, Асархаддон. – Сейчас не до того. Мы пошлем к ним Белушезиба – пусть нападет он на Тушпу и доставит нам сокровища урартов, пусть напомнит о гневе и силе бога Ашшура.
А наша забота – покорить Египет, поставить его на колени.
УЗЫ ДРУЖБЫ И ЦЕПИ РАБСТВА
Расставшись с царем, Шумукин поспешил в храм. Ему хотелось сейчас же увидеть Аплая и заставить его немедля приняться за работу. Он послал за рабом служителя храма. Однако служитель вернулся без мастера и сообщил Шумукину, что старик лежит, как бревно, и не может подняться.
– Кто-то его так избил, что он едва говорит, – пояснил служитель.
– Ты палкой не смог поднять раба? – удивился Шумукин. – Тебя ли учить этому ремеслу!
– Но мне еще ни разу не приходилось поднимать палкой кусок мокрой глины, – ответил служитель. – Я думаю, что его уже ничем не поднимешь.
– Будь проклят этот ничтожный раб! Кто же сможет сделать достойную статую из золота и дорогих украшений?
Шумукин был разъярен. Новая статуя Шамаша была нужна не только для храма. Новые жертвоприношения сулили великую пользу не только божеству, но и самому верховному жрецу Шумукину.
Верховный жрец сделал то, чего не делал ни разу за всю свою долгую жизнь: верховный жрец храма Шамаша, сам Шумукин, пошел в хижину раба.
Был час полдневной трапезы, когда рабам разрешалось оставить работу, чтобы поесть просяных лепешек и запить их водой.
Шумукин переступил порог убогой хижины Аплая. Тот сидел на корточках и, странно покачиваясь, стонал, прикрыв руками правый глаз. Грязное рубище едва прикрывало худое, немощное тело. Старик не слышал шагов жреца.
– Куда девалась твоя почтительность, старый пес? – гневно воскликнул Шумукин, опуская тяжелую палку на голову старика.
Аплай распростерся ниц перед грозным жрецом.