Лев Никулин - Дипломатическая тайна

Бумаги, подписанной королевским послом сэром Робертом Кетлем и председателем совета министров Гюлистана Мирзой Али-Мухамедом Ол Мольком, нет.

Комнаты литера “В” — “Гранд-отель д’Ориан”. Неровный полумрак. Там, где от цветных стекол фонаря падает тусклый свет, в кресле у постели Абду-Рахим-хан. Направо, за стеклянной дверью, шум падающей воды и женский смех. Абду-Рахим читает четко написанные строки на четырехугольном листе бумаги.

“…Обязуюсь предоставить государству Гюлистан пятьдесят миллионов рупий в виде реализуемого в Соединенном королевстве пятипроцентного займа…”

За зеркальной дверью каскадами падает вода на нежную увядающую кожу, на все еще пленительные линии плеч и бедер и сбегает к сильным, стройным ногам. Рослая ирландка с мужественными ухватками льет розоватую, матово отливающую воду, и эта холодная, горная вода пробегает по коже и заставляет ее розоветь.

“…Реализуемого в Соединенном королевстве пятипроцентного займа. Десять процентов всех выпущенных обязательств займа не поступают в продажу, а приобретаются правительством Соединенного королевства и будут внесены на текущие счета Мирзы-Мухамеда Ол Молька и тех, кого он укажет…”

Женщина смеется за дверью. Теперь она лежит на мраморной скамье, а ирландка грубыми, резкими движениями ударяет ее ладонью по вытянутому телу. Втирает в кожу ароматические жидкости из нескольких граненых флаконов, меняя и чередуя их.

“…Председатель совета министров Полистана Али-Мухамед Ол Мольк обязуется воспрепятствовать заключению торгового и дружественного договора с Республикой Советов, а также предоставить концессии на рудники Танги-Азао Королевскому экспортному банку в Центральной Азии…”

Теперь женщина подводит глаза так искусно, что даже вблизи не видно тончайших синих полосок у самых ресниц. Чуть заметный тонкий слой закрывает неисчислимую есть морщинок под продолговатыми, удивленно-зелеными глазами. Ирландка одевает ее в пижаму из непостижимо тонкого шелка с лиловыми и изумрудными спиралями; для ног — белые сандалии, которые позволяют видеть овальные опаловые ногти и розовые пальцы. Ночной туалет готов.

Абду-Рахим-хан держит в руках лист бумаги. Буквы сливаются, бумага как бы тает у него в руках, и теперь он видит туманный, дымный город на глубокой реке, реке-улице, и громадные океанские пароходы, как небоскребы, по обе стороны улицы.

Отсюда сорок два миллиона людей управляют полумиром и держат в цепких пальцах города и государства во всех странах света. Отсюда подагрические, желчные, пожилые люди во фраках, которые доживают последние два-три десятка лет своей земной жизни, забросили крепкие золотые и стальные сети в бурное море, лежащее на севере Полистана, и в зеленый залив океана на юге. И, как гигантская рыба, страна Полистан бьется в этих сетях, пока распухшие в суставах жилистые руки рыбаков подтягивают сети к себе.

То, что он открыл, важнее отставки секретаря совета Министров Абду-Рахим-хана.

Теперь он держит в руках отставку королевского посла, отставку и жизнь Мирзы Али-Мухамеда и всего совета министров Полистана. А может быть, он держит в руках и судьбу Абду-Рахим-хана. Ни королевский посол, ни совет министров не сдадутся без смертельной борьбы. У королевского посла есть тысячи купленных людей, у министров — старая, развинченная, но еще действующая машина сыска.

Мягкие, теплые руки обняли его, и губы ищут его губы. Но он отстраняется и идет к окну. Полуоткрыв шторы, смотрит вниз.

В кафе еще играет оркестр. Но улица не совсем пустынна. Два человека стоят у его автомобиля, и еще трое — у стены против отеля.

Пока женщина смотрит удивленно-обиженными глазами, он прячет бумагу и еще раз внимательно оглядывает улицу.

Прошел час и десять минут. Пропажа открыта. Сыщики брошены в погоню. Зачем он сразу не поехал к Омару? Поздно! Его ищут!

Он враждебно смотрит на женщину, которая теперь сидит на постели.

— Вы никогда не были таким…

— Люси, я ухожу…

— Вы уходите?…

— Я ухожу, и, может быть, надолго… Когда-нибудь вы поймете, а пока найдите Омара эль Афгани. Отдайте ему это так, чтобы не видели…

Он пишет на своем языке несколько строк на куске картона золотым карандашом.

— Прощайте!…

Целует и через силу отрывает губы. От осенней последней страсти, от ее последней вспышки он на секунду теряет рассудок.

— Нет! Нужно бежать и бороться.

Скрипнула дверь. Его уже нет в комнате.

Женщина запрокидывает голову и падает на постель.

Ищущие руки путаются в кружевах. Она плачет.

Абду-Рахим идет по лестнице отеля. Правая рука в кармане на черной вороненой стали оружия. Ясно, что его стерегут здесь и дома. Но здесь его не посмеют взять.

Здесь — европейцы, и над отелем чужой флаг.

Он проходит вестибюлем кафе. Скрипки еще взвизгивают, и у дверей в прозрачные занавески слуги видят меланхолических инженеров-шведов, отбивающих ногами такт шимми, английских офицеров и внушительных туристов-американцев, приценивающихся к Гюлистану.

Абду-Рахима ждут на улице — это ясно. Он поворачивается на каблуках. Несколько тростей, фуражек и шляп, кепи и форменное пальто офицера. Швейцара нет. Он берет это пальто, накидывает на плечи, надевает кепи, и вот он на улице.

Пять–шесть теней метнулись к нему. Но из окон кафе — свет. Они видят золотое шитье кепи. Почтительный “салам” офицеру из королевского посольства. Не оглянувшись, он проходит мимо них, огибает отель и садится в наемный экипаж.

Адрес — его загородный дом.

В эту минуту всадник бешено стучится в ворота королевского посольства. Сипай смотрит в круглое окошечко. Всадник, задыхаясь, показывает запечатанный пакет — от председателя совета министров. Весьма спешно! Секретно!

Зажигаются матовые электрические шары в галерее. Торопливые, бегущие шаги. Майор Герд — военный атташе — поправляет галстук, смотрит на себя в зеркало и идет во внутренний дворик.

Сэр Роберт Кетль ложится в четверть первого. Однако он вскрывает пакет и дважды перечитывает несколько строк, подписанных Мирзой Али-Мухамедом. Прочитав, он поднимает стеклянные глаза на майора Герда.

— Скоты!…

Потом бледнеет так, что майор готов позвонить и кинуться к нему на помощь. Но сэр Роберт отстраняет его:

— Перси Гифт!

И Перси Гифт оторван от серьезнейшей партии в покер с секретарями. Через минуту майор Герд и он стоят у постели сэра Роберта, которому врач только что впрыснул шприц кофеина.

У сэра Роберта слабое сердце — тропическая малярия и двадцать два года на востоке.