самосознания, она имеет, если человек видит свою вину.
а) Преступление находит наказание. Для этого нужно лишь признание виновности со стороны судьи в его свободном волеизъявлении, а не признание наказанного, что его наказывают по праву.
б) При политической виновности существует ответственность и, как ее следствие, возмещение ущерба, а затем потеря или ограничение политической власти и политических прав. Если политическая виновность связана с событиями, которые решаются войной, то последствиями для побежденных могут быть уничтожение, депортация, истребление. Победитель также может придать этим следствиям форму права, а значит, и меры, если захочет.
в) Из моральной виновности рождается осознание, а тем самым раскаяние и обновление. Это внутренний прогресс, который имеет потом и реальные последствия в мире.
г) Метафизическая виновность имеет последствием изменение человеческого самосознания перед Богом. Гордость оказывается сломлена. Это самоизменение через внутреннюю работу может привести к новому началу активной жизни, но связано с неизгладимым сознанием виновности, со смирением перед Богом, которое погружает всякую деятельность в такую атмосферу, где гордыни не может быть.
Что люди, если они не могут договориться, решают дело силой и что всякий государственный уклад есть обуздание этой силы, но таким образом, что сила остается монополией государства (на установление права внутри страны и на ведение войны с внешними врагами), – это в спокойные времена почти забывалось.
Когда с войной наступает господство силы, право кончается. Мы, европейцы, пытались и в этих условиях поддержать остаток правопорядка нормами международного права, которые действуют во время войны и были последний раз закреплены в Гаагской и Женевской конвенциях. Кажется, из этого ничего не вышло.
Где применяется сила, там порождается сила. Победитель решает, что будет с побежденным. Действует принцип vae victis [28]. У побежденного один выбор: либо умереть, либо делать и терпеть то, чего хочет победитель. Побежденный предпочитает остаться в живых.
Право – это высокая идея людей, строящих свое существование на некоем начале, которое гарантируется, впрочем, только силой. Когда люди сознают, что они люди, и признают человека человеком, они осмысляют права человека и опираются на естественное право, апеллировать к которому может каждый – и победитель и побежденный.
Как только возникает идея права, можно вести переговоры, чтобы путем дискуссий и методического продвижения найти истинное право.
То, что в случае полной победы признается справедливым в отношениях между победителями и побежденными и для побежденных, – это и поныне весьма ограниченная область внутри событий, которые решаются политическими волевыми актами. Последние становятся основой позитивного, фактического права и сами уже не оправдываются ссылками на право.
Право может относиться только к виновности в смысле преступления и в смысле политической ответственности, но не к виновности моральной и метафизической.
Но признать право может и тот, кто является наказанной или ответственной стороной. Преступник может принять наказание как честь и реабилитацию. Политически ответственный может признать это перстом судьбы и принять как условие своего дальнейшего существования.
Милость – это акт, ограничивающий действие чистого права и уничтожающей силы. Человечность чувствует более высокую правду, чем та, которая заключена в прямолинейной последовательности как права, так и силы.
а) Несмотря на право, действует милосердие, чтобы дать место свободной от закона справедливости. Ибо всякое человеческое установление полно в своем действии недостатков и несправедливости.
б) Несмотря на возможность применения силы, победитель проявляет милость либо из целесообразности, потому что побежденные могут служить ему, либо из великодушия, потому что, сохраняя жизнь побежденным, он сильнее чувствует собственную власть и важность или потому что в своем сознании он подчиняется требованиям общечеловеческого, естественного права, которое у побежденного, как и у преступника, не отнимает всех прав.
4. Кто судит и о ком или о чем судят?
Под градом обвинений возникает вопрос: кто кого? Обвинение основательно только тогда, когда оно определено своей точкой зрения и своим предметом и когда оно ограничено ими, обвинение ясно только тогда, когда знаешь, кто обвинитель и кто обвиняемый.
а) Расчленим смысл этого, исходя сперва из четырех видов виновности. Обвиняемый слышит упреки извне, идущие из мира, или изнутри, идущие от собственной души.
Извне они основательны, только если касаются преступлений и виновности политической. Они произносятся с желанием добиться наказания и возложить ответственность. Они имеют юридический и политический вес, не моральный и не метафизический.
Изнутри обвиняемый слышит упреки, касающиеся его моральной несостоятельности и его метафизической шаткости, а поскольку в этом заключено и начало политического действия или бездействия, они касаются и таковых.
Морально можно возлагать вину только на самого себя, не на другого, на другого разве что при солидарности борения в любви. Никто не может судить другого с точки зрения морали, разве только он судит его во внутреннем единении с ним, словно это он сам. Только там, где другой для меня как я сам, есть близость, которая в свободном общении может сделать общим делом то, что в конечном счете каждый делает в одиночестве.
Утверждать виновность другого – это значит касаться не убеждений, а только определенных поступков и определенного поведения. При индивидуальной оценке стараются, конечно, учесть убеждения и мотивы, но сделать это правдиво удается лишь в той мере, в какой эти убеждения и мотивы можно определить по объективным признакам, то есть опять-таки по поступкам и поведению.
б) Вопрос в том, в каком смысле можно судить коллектив, а в каком – только отдельное лицо. Несомненно, есть основание возлагать на всех граждан данного государства ответственность за последствия действий этого государства. Здесь ответствен коллектив. Но эта ответственность определенна и ограниченна, в ней нет морального и метафизического обвинения отдельных лиц. Она касается и тех граждан, которые выступали против режима и вменяемых ему в вину действий. Аналогичным образом существует ответственность за принадлежность к каким-то организациям, партиям, группам.
За каждое преступление всегда можно наказать только отдельного человека, действовал ли он в одиночку или у него был ряд сообщников, каждого из которых можно призвать к ответу в зависимости от участия, а как минимум в силу самой принадлежности к данному обществу. Существуют бандитские группировки, заговоры, которые могут быть определены как преступные в целом. Тогда сама принадлежность к ним наказуема.
Но абсурдно обвинять в преступлении какой-либо народ в целом. Преступник всегда только одно лицо.
Абсурдно также морально обвинять какой-либо народ в целом. Не существует такого характера народа, чтобы каждое определенное лицо, принадлежащее к данному народу, обладало этим характером. Есть, конечно, общности языка, обычаев и привычек, происхождения. Но внутри этого одновременно возможны такие резкие различия, что люди, говорящие на одном и том же
