— Да ты гусит! — воскликнул Йорг, выхватывая кинжал.
Мейстер Тюрнер спокойно сидел, обхватив двумя руками кубок.
— Я не приверженец радикальных бунтарей в Богемии, однако с Яном Гусом обошлись несправедливо. Почему, видя, как ведут себя епископы, папы и антипапы, никто не задается вопросом: они действительно последователи нашего Господа Иисуса Христа? Неужели Господь этого хотел? Нет! Гус выступил против царящих вокруг злоупотреблений. Против ленивых священников и прелатов, которые облапошивают своих овечек, выжимая последнюю монету. Если каждый, кто выступает против этого, еретик, то я один из них. Императору, его мирским и церковным правителям должно быть стыдно, что их охранные грамоты не стоят даже пергамента, на котором написаны. Император обеспечил Гусу свободный проезд, когда тот отправился в Констанц на собор, и даже пальцем не пошевелил, когда преследователи бросили его в тюрьму и устроили спектакль перед судом! Нет, я не поддерживаю восстание против нашего императора и наших традиций, но был бы не против, если бы не только простые люди соблюдали установленные правителем законы! И духовенство использовало свои силы и время для того, для чего они им даны: утешали простых людей в их нелегкой судьбе, провозглашая слово Божье!
Все молчали и пристально смотрели на палача. Поставив кубок на стол, он положил рядом несколько монет и ушел.
— Он хороший человек, — тихо сказала Элизабет. — И как нельзя лучше выразил мои мысли.
Жанель кивнула.
— Да, кто бы мог такое подумать о мейстере Тюрнере?
Жарким солнечным днем обитательницы борделя, облачившись в свои самые красивые наряды, отправились в город, чтобы посмотреть на шествие в честь епископа и в знак благодарности за благополучное возвращение из священного крестового похода. И, конечно же, в честь смелых воинов, сопровождавших епископа в Богемии.
Несмотря на плохое самочувствие, Элизабет тоже пошла с девушками, потому что Жанель не оставляла ее в покое.
— Тебе нужно на солнце, ты слишком бледная, — сказала она и потянула подругу за собой.
— Но так она выглядит очень благородно, — заметила Анна, — а не по-крестьянски, как мы! — Она улыбнулась, обнажив свои плохие зубы.
— Благородно? — переспросила Грет и критично взглянула на Элизабет. — Да она выглядит болезненно. Но в любом случае поход на Домштрассе ей не повредит.
— А может, у нее еще появятся веснушки, как у тебя, — смеясь, пошутила Анна.
Грет поправила выбившуюся из-под чепчика прядь волос.
— Не смей критиковать меня, — она наиграно гневно фыркнула и сымитировала интонацию Марты. — И поправь свой чепчик! Сегодня большой праздник.
Анна скорчила рожу, Жанель поправила ей волосы и аккуратно повязала сверху чепчик.
Еврейские ворота были давно замурованы, поэтому девушки направились в город через Плайхахские ворота. Миновав их, они прошли по переулку, где жили извозчики, прямо к монастырю кармелитов, за которым высилась башня старинного замка, используемого правителями города как ратуша. Чем ближе девушки подходили к Домштрассе, к улице, которая по прямой вела от западных ворот к мосту через Майн, тем больше им встречалось людей. Наконец они очутились на предназначенной для процессии улице. На другой стороне, на площади перед монетным двором, собралось еще не очень много людей, поэтому девушки решили именно с этого места наблюдать за шествием. Горожане не обращали на них внимания, лишь некоторые мужчины улыбались им или насмешливо кланялись и одна женщина в одежде бегинки[2], перекрестившись, быстро пошла прочь.
— Лицемерка, — прошипела Марта. — Им не следовало бы притворяться такими святошами. Погодите, мы еще увидим их на костре!
Анна вытаращила глаза.
— Ты уверена? Ты действительно думаешь, что епископ приговорит их к сожжению на костре?
Жанель пожала плечами.
— У нас дома сожгли очень много еретиков, и о бегинках постоянно говорят, что их дома закрываются и женщин разгоняют, потому что они неточно придерживаются настоящего учения.
— Но сразу сжигать? — прошептала Анна.
Грет погладила ее по плечу.
— Не волнуйся так, детка. С нами, такими набожными и богобоязненными, точно ничего не случится!
Жанель прыснула, и Элизабет тоже не смогла сдержать улыбку.
— Тогда мы должны радоваться, что живем под строгим надзором мамаши, а не в греховном доме бегинок, — сказала Марта.
Девушки от души рассмеялись, не обращая внимания на порицающие взгляды бюргеров, вызванные легкомысленным настроением девушек в такой серьезный день.
Внезапно Жанель толкнула Элизабет в бок.
— Посмотри-ка, та женщина пялится на нас, будто мы демоны, которых преисподняя вдруг выплюнула к ее ногам.
— Или упавшие с небес ангелы, — ляпнула Анна.
Элизабет посмотрела на другую сторону улицы и сразу поняла, кого имеет в виду Жанель. Перед ратушей, как обычно, собрались имеющие право быть избранными в городское собрание семьи, чтобы увидеть шествие и с гордостью посмотреть на идущих с процессией советников, членов своей семьи. Немного левее стояла Оттилия Майнталер и трое младших детей. Строгая женщина, застукавшая их в кладовой, стояла немного позади. Судя по простой одежде, она была старой служанкой, занимавшейся воспитанием детей. Взгляд Элизабет опять вернулся к женщине, которую ей показала Жанель. Где-то посредине толпы стояла высокая блондинка с царственной осанкой. Ее суровые черты лица застыли, а взгляд остановился на обитательницах борделя. Приоткрыв рот, она так и не произнесла пришедшие ей на ум слова. Казалось, будто она окаменела.
— Кто это? — спросила Анна и высунула язык.
— Прекрати! — выругала ее Грет. — Это супруга советника фон Зуппана, заседающего с канониками в совете. С такой семьей не стоит тягаться.
— Все равно ей не следует так на нас таращиться, — пробурчала Анна.
Этот взгляд пронизывал Элизабет, по ее телу пробегали горячие волны, голова кружилась. К женщине подошел молодой человек и взял ее за руку. Вероятно, он заметил ее странное поведение и хотел узнать, что случилось. Словно во сне она указала на Элизабет. Проследовав взглядом за ее рукой, юноша заметил Элизабет, и легкая ухмылка искривила его лицо. Элизабет тоже узнала его. Всего несколько дней назад, выполняя его пожелания, она делила с ним койку. Она знала, что он из уважаемой в Вюрцбурге семьи, и теперь, сравнив его черты с чертами стоящей рядом с ним женщины, поняла, кто он. Элизабет прочитала вопрос на искаженных губах жены советника.
