— Прекрасные дамы сказали бы, что наш добрый сэр Хьюберт был наказан за свои нечестивые речи, — заметил король.
— Будем надеяться, что он вышколит своего жеребца до того, как ему придется вновь выехать на поединок между двумя армиями, — сказал принц. — Не то они примут каприз коня за трусость всадника. Глядите, как он скачет, одним прыжком переносясь через все кусты на своем пути.
— Клянусь святым крестом! — произнес король. — Если отважный Хьюберт и не добавил себе славы турнирного бойца, зато показал, какой он искусный наездник. Однако мост все еще закрыт для нас, Уолтер. Что скажешь теперь? Так этот юный сквайр и останется в седле или же твой король сам должен будет взять копье наперевес, чтобы открыть себе путь? Клянусь головой святого Томаса! Я не прочь помериться силами с этим молодцом.
— Нет, нет, государь! — воскликнул Мэнни, гневно взглянув на неподвижного защитника моста. — Ему уже оказано слишком много чести. Этот зеленый юнец и без того задерет свой глупый нос, раз теперь может похваляться, что за один вечер вышиб из седла моего оруженосца и увидел спину одного из храбрейших рыцарей Англии. Подай мне копье, Роберт! Посмотрим, как с ним справлюсь я!
Знаменитый рыцарь взял поданное ему копье, как искусный ремесленник берет в руки инструмент: взвесил его на руке, раза два взмахнул им в воздухе, осмотрел, нет ли какого-нибудь изъяна в древке, и, наконец определив его вес и центр тяжести, аккуратно положил на опорный крюк, приделанный к латам сбоку под рукой. Затем, крепко взяв поводья, чтобы лошадь слушалась каждого их движения, закрылся щитом, висевшим у него на шее, и двинулся к мосту.
Найджел, молодой, неопытный Найджел, никакая милость природы не поможет тебе противостоять искусству и силе такого воина! Настанет день, когда ни Мэнни, ни даже Чандос уже не смогут вышибить тебя из седла, но в этот вечер, будь даже на тебе более удобные доспехи, своей участи ты не избежал бы. Твое падение близко, но когда ты увидел три черные прославленные стропила на золотом поле, твое мужественное, не знавшее страха сердце преисполнилось только радости и изумления перед такой несказанной честью. Твое падение близко, но и в самых странных твоих снах тебе не могло привидеться, каким оно окажется!
Вновь, глухо стуча копытами по мягкой земле, кони несутся галопом навстречу друг другу. Вновь всадники сталкиваются под лязг металла, но теперь через круп своего коня на траву, гремя доспехами, падает Найджел, пораженный тупым концом копья в самый центр забрала.
Боже великий, что это? Мэнни в ужасе вскидывает руки, копье выпадает из его ослабевших пальцев. Со всех сторон с испуганными восклицаниями, воплями, проклятиями, призывами к святым туда скачут всадники. Когда еще дружеский поединок завершался столь страшно, столь внезапно, столь непоправимо? Нет, это обман зрения! Какие-то колдовские чары отвели им глаза. Но, увы, все они ясно видят распростертое на траве туловище злополучного защитника моста, а в добром десятке шагов в стороне покоится шлем с его головой!
— Клянусь Пречистой, — крикнул Мэнни, спрыгивая с седла. — Я бы отдал свой последний золотой, лишь бы этого не случилось! Но каким образом? Что это означает? Сюда, сюда, милорд епископ, тут ведь не обошлось без колдовства и дьявола.
Епископ, белый как мел, спешился возле неподвижного туловища и протолкался сквозь сгрудившуюся вокруг толпу пораженных ужасом рыцарей и оруженосцев.
— Боюсь, ни дать ему последнее причастие, ни исповедать его, увы, уже нельзя. Слишком поздно, — произнес он дрожащим голосом. — Злосчастный юноша! Сколь внезапная кончина! In medio vitoe[12], как сказано в Писании: вот сейчас мы видим его в цвете юности, а в следующий миг голова его отделена от тела… Да помилует меня Бог и все его святые, да оградят от погибели!
Молитва эта вырвалась из епископских уст с необычной истовостью и силой в ответ на вопль оруженосца, который было поднял шлем с земли и тотчас вновь уронил вне себя от страха.
— Он же пустой! Он же легче перышка! — кричал бедняга.
— Клянусь Богом, это верно! — воскликнул Мэнни, трогая шлем. — В нем ничего нет. Так с чем же я сразился, отче епископ? С существом этого мира или иного?
Для того чтобы вернее обдумать столь сложный вопрос, епископ взобрался в седло.
— Если тут бесчинствует непотребный бес, — сказал он, — мое место возле короля! Несомненно, эта лошадь цвета серы выглядела исчадием ада. Готов поклясться, я видел, как из ее ноздрей било пламя и валил дым. Только такому чудовищу и возить на себе доспехи, которые и скачут, и вступают в бой, а сами внутри пустые.
— Нет, отче епископ, не торопись, — перебил его кто-то из рыцарей. — Может быть, оно и так, как ты говоришь, но только это работа рук человеческих. Когда я был в походе на юге Германии, то видел в Нюренберге хитрую механическую фигуру, которую изготовил один оружейник, — она и верхом ездила, и мечом махала. Ну и эта…
— Благодарю вас всех за вашу несравненную учтивость, — гулко произнесла распростертая на земле безголовая фигура.
Тут даже бесстрашный Мэнни вспрыгнул в седло. Многие поспешили отъехать от ужасного обрубка подальше, но самые храбрые замешкались.
— Больше же всех, — продолжал голос, — я благодарю благороднейшего рыцаря сэра Уолтера Мэнни за то, что он во всей своей славе снизошел скрестить копье со смиренным сквайром.
— Клянусь Богом! — заметил Мэнни. — Если это дьявол, так изъясняется он весьма учтиво. Сейчас я его вытащу на свет, пусть он хоть молнией меня поразит!
С этими словами рыцарь снова спрыгнул с коня и, засунув руку в отверстие бармицы, крепко ухватил Найджела за кудри. Тот охнул, и Мэнни окончательно убедился, что имеет дело с человеком. В тот же миг его взгляд упал на прорезь в нагруднике, позволявшую юноше видеть все, что делалось снаружи, и он разразился басистым хохотом. Король, принц и Чандос, которые наблюдали эту сцену издали с таким удовольствием, что не пожелали ни вмешаться, ни объяснить, теперь, когда все вышло наружу, подъехали к поверженному бойцу, совсем ослабев от смеха.
— Высвободите его, — сказал король, прижимая ладонь к боку. — Расстегните латы и высвободите его! Я не раз скрещивал копья в поединках, но никогда еще не был так близок к тому, чтобы свалиться с седла, хотя только любовался со стороны. Но я опасался, что он лишился чувств, ведь он даже не пошевелился!
Падение действительно ошеломило Найджела, но так как он не знал, что остался без шлема, то и не мог понять, почему оно сначала вызвало такой ужас, а потом такой смех. Теперь, когда с него сняли непомерно большой панцирь, в котором он был замкнут, как горошина в стручке, молодой сквайр стоял, жмурясь от яркого света, весь красный от стыда, что хитрость, на которую его толкнула нищета, открылась всем этим хохочущим придворным. Но тут ему на помощь пришел король.
