Он внезапно прервал рассуждения, за которые можно было поплатиться головой, по звериному весь обратился во внимание, насторожился. За дверью без криков затопали, а топот остановил звон стали. Шум схватки за дверью затягивался, ожесточался, и первый раненый опричник разразился бранью. Милославский и Львов переглянулись. Морозов не по возрасту живо подскочил к столу и, пока возле подсвечника ворошил разложенные бумаги, на овале бледно освещённой щеки проступили капли пота. Он нашёл и выхватил маленькую записку, тут же подсунул к огню над огарком. Подрагивая в крупных, подёрнутых тёмными волосками пальцах, записка загорелась, и по мере расползания по ней неровного огня, дрожь пальцев боярина слабела, а к нему возвращалась прежняя вельможная самоуверенность. Огонь на глазах пожирал опасное доказательство его козней, он выпустил, что осталось от записки, и последний уголок её, догорая, падающим с дерева листом плавно опустился к полу. Бледный Милославский облегчённо вздохнул, но не смел оторвать взор от того, что ещё имело вид обугленного письма с какой-то опасной для них тайной. Морозов наступил на сгоревшую бумажку, раздавил в прах. Затем решительно приблизился к двери, властно распахнул на себя.
Борис Дракон с чрезвычайной быстротой и ловкостью вращал ножом и чужой саблей, отбивал клинки противников. Четверо опричников мешали друг другу, и ширина прохода позволяла ему не пропускать их за спину. Острый конец валяющегося в стороне ножа успел лизнуть крови, и пятый, обезоруженный после ранения этим ножом, охранник привалился к стене, стиснув зубы до напряжения в скулах, прикрывал окровавленной ладонью глубокий порез на бедре. Он злобно наблюдал за безуспешными попытками товарищей справиться с тем, кто его ранил. Морозов обеспокоено шагнул назад, и его люди ринулись на врага, чтобы оттеснить того от дверного проёма, не дать возможности прошмыгнуть в комнату.
Дракон мгновенно воспользовался их несогласованностью. Ловко достал носком сапога пах одного, ножом отбил саблю другого и, приняв на свою саблю разящие удары двух сабель остальных, втолкнул их в дверной проём прямо на боярина, чтобы, не мешкая, выскочить из ловушки прохода, живо побежать к лестнице. Держащийся за пах опричник отстал от троих сообщников, которые разъярёнными псами бросились за беглецом, побудив его с грохотом и треском спрыгнуть на лестничный пролёт.
Внизу лестницы Борису уже перекрыли спуск двое охранников парадных дверей; именно они впускали его в дом, а потому особенно желали выслужиться, чтобы уменьшить себе меру наказания. Не теряя ни мгновения, он перепрыгнул через перила, опустился на пол напротив дверцы входа в подземелье. Охранники внизу лестницы тут же кинулись, напали на него. Отбиваясь от яростного мелькания их длинных сабель, он отбросил нож, нащупал за спиной засов дверцы, приподнял из гнезда. С внезапным яростным рыком оттеснив противников к сбегающим вниз сообщникам, он отпрыгнул назад и рывком раскрыл дверцу. Под свист разрубаемого за спиной воздуха, нырнул в темноту зева, растворился в ней, слыша, как позади по ступеням затопали сапоги опричников. Первый оступился, на него налетели товарищи, и они повалились с проклятьями и грубой бранью мужчин, которые поранились о собственное оружие. Прежде чем там показался тревожный свет от свечи, Борис добежал до конца подземного хода, свернул к пещере. В ней была кромешная, хоть выколи глаза, тьма. Раздумывать было некогда, и он вслепую бросился к обрыву, где его запомнил.
Когда преследователи с горящей свечой выбежали следом, только растревоженная водная поверхность водоёма объясняла, куда пропал беглец. Волнение и рябь воды сгущались под низким каменным сводом. Они стаей кинулись туда. Тот, кто удерживал свечу, опустился на колени, наклонился с языком пламенем к самому низу свода. Свод нависал над водой и дальше постепенно понижался, – там вынырнула голова, едва не зацепилась макушкой о каменный выступ.
– Быстро к реке, – внятно распорядился держащий свечу и быстро поднялся, отчего язычок пламени внезапно сорвался с нити, и на опричников накинулась тьма, словно желающая стиснуть в своих объятиях пособница бежавшего лазутчика.
Чтобы не изранить друг друга, они попрятали оружие в ножны и, наталкиваясь один на другого, ощупью направились искать ход обратно в дом.
Борис плыл медленно, в напряжённом ожидании столкновения с препятствиями или неизвестными предметами. В темноте, к которой отказывались привыкать глаза, ему приходилось всё время поднимать руку, проверять, на каком расстоянии от головы мокрая слизь каменного свода. Дно было везде глубже его роста, свод же продолжал понижаться и в одном месте царапнул ему затылок. Вскоре он упёрся в каменный тупик, у которого наткнулся на труп десятника. Обнаружив под водой железную решётку, не раздумывая, погрузился к ней. Прутья были на ощупь очень старыми, ржавчина давно источила и обгрызла бока двух соседних: они с металлическим хрустом сломались от сильного рывка обеими руками, образовав дыру, в какую можно было свободно пролезть всему телу.
Вынырнув, он медленно вдохнул, наполнил лёгкие спёртым воздухом, и погрузился к дыре, пролез за неё, чувствуя, как за ним следом увлекается труп. Что было сил, оттолкнувшись ступнями от ещё целых прутьев, он поплыл под водой, удерживаясь у илистого дна, иногда касаясь его пальцами. Когда стало невозможным терпеть без дыхания, ему ничего не осталось, кроме как понадеяться на судьбу и устремиться вверх. Вырвался к свежему ночному воздуху он на расстоянии четырёх шагов от речного берега, на котором за тёмными очертаниями теряющих листья шапок деревьев, вырисовывалась безлюдная кремлёвская стена. Однако радоваться спасению было рано. Судорожно отдышавшись, он заметил за угловой башней отсвет пламени, затем там появились три факела, которые высветили пятерых мужчин в серых одеждах опричников Морозова. Они гурьбой заспешили к прибрежной дорожке, как будто сворой псов искали преследуемую дичь, следы которой только что потеряли. Они отсекали ему возможность выбраться на берег незамеченным, а от лодочного причала с плавными рывками заскользил по дуге и против течения похожий на светляка зажжённый носовой или кормовой светильник в сопровождении крошечных факельных огоньков. До слуха донёсся плеск вёсел, и светильник вместе с огоньками стал медленно приближаться. Борис Дракон опять вдохнул полной грудью и ушёл под воду, поплыл к противоположному берегу Замоскворечья. Он намеревался таким образом, подныривая и плывя под водой, пересечь реку раньше, чем его заметят из лодки, кто бы в ней ни были.