А лицеисты и студенты кидались под ноги лошадям и бритвами перерезали им жилы. Остатки республиканской гвардии вынуждены были с позором ретироваться.
Но тут вдруг произошло нечто неожиданное. Ехавший с улицы Руаяль автобус случайно врезался в толпу митингующих. Водителя и пассажиров вытащили, как следует поколотили, а сам автобус подожгли. В сгустившихся сумерках он превратился в настоящий факел.
Положение принимало все более серьезный оборот. Префект в полнейшем отчаянии приказал дать по толпе несколько оружейных выстрелов, но привело это лишь к противоположному эффекту: толпа озверела и пришла в настоящее бешенство.
И тогда префект вызвал, по согласованию с министром внутренних дел, отряд мобильной полиции.
Появившаяся колонна мотоциклов и решила исход этого дня. Мотоциклисты, выстроившиеся в сплошную линию и с ревом несшиеся по мосту Конкорд, стали из автоматов стрелять по мятежникам, и те наконец-то дрогнули.
Пока разворачивались все эти события, многие депутаты мысленно уже прощались с привольной своей депутатской жизнью и живо представляли, как фашисты и роялисты будут сбрасывать их в Сену. Из национального собрания началось повальное бегство.
Шедшая на подмогу митингующим толпа заметила одного такого панически бегущего человечка (это был депутат Эрио из Лиона). Его схватили и потащили к Сене. Депутат закричал: «Это несправедливо, чтобы меня топили не в Роне и Соне [12], а в Сене!» В толпе стали смеяться. Депутат вырвался и унесся прочь.
Так что в тот день не удалось потопить ни единого депутата. Революция правых не удалась.
* * *
Кто отдал приказ стрелять по мятежникам, так до сих пор пока и неизвестно. Но кто-то этот приказ все же отдал, и совершенно очевидно, что это был кто угодно, но только никак не Кьяпп, один из главных фашистских покровителей. К тому же он уже считался официально уволенным.
На мосту Конкорд началась давка, паника. С обеих сторон появились убитые и раненые. Мост обильно был полит фашистскою кровью, а также кровью полицейских и лошадей.
К счастью для депутатов, мятежники до Национального собрания так и не дошли.
Где-то после двенадцати часов вечера (а началось все примерно после трех часов пополудни), в полнейшей темноте, так как стекла газовых фонарей были разбиты самими бунтующими, изрядно потрепанные, изувеченные члены «Огненных крестов», камелоты и кьяпповцы, в конце концов позорно ретировались с моста, который им так и не удалось преодолеть.
Путч, на который экс-префект Парижа возлагал столь большие надежды (он даже имел на него и особые личные виды), слава богу, довольно-таки бесславно закончился. Но произошло это отнюдь не само собой.
3
НЕМНОГО О ТОМ, ЧТО БЫЛО ПОТОМ
Фашистский мятеж 1934 года был, хотя и после долгих колебаний, все же жестоко разогнан: 17 убитых (и 10, причем принадлежали к лиге «Огненные кресты»), 182 тяжело раненных; 486 человек посаженных под арест.
Но ежели бы молодчики не стали безобразничать, неизвестно, чем бы еще все закончилось. Полиция бы тогда, возможно, не вмешалась, а депутаты Национального собрания вполне-таки могли оказаться в вонючих водах Сены.
Кьяппа по распоряжению премьера Даладье после 6 февраля уволили с поста префекта, а затем послали в Марокко, но не как заключенного, а как французского резидента — искать африканских шпионов.
Украденные же у французской нации 560 миллионов франков так и канули куда-то.
Я-то лично предполагаю, что на некоторую часть из них в виде саквояжа покойного Стависского положил лапу не кто иной, как экс-префект. В таком случае в диктаторы префект, конечно, не выбился, но зато баснословно разбогател. Так что изворотливый финансовый гений великого афериста, в первую очередь, если кому и сослужил службу, так этому подонку Кьяппу, которого — и это поразительно — никто никогда даже не попытался осудить.
Более того, не было даже снаряжено следствие в отношении сейфа, упрятанного в саквояж, который исчез из комнаты убитого Стависского — факт вопиющий, но, увы, совсем не случайный. Слишком уж много грязи налипло на Жана Кьяппа, дабы отдавать его под суд. Это было бы слишком взрывоопасно. Раскрой Кьяпп только рот во время разбирательства, и страшная вонь тут же наполнила бы зал заседаний и окутала бы затем весь без исключения Париж, а особливо Дворец Правосудия и Национальное собрание, а может, даже и президентский дворец.
Власть придержащие в целях своей же безопасности и уберегли префекта Жана Кьяппа от уголовного преследования. Он улизнул и от правосудия, и от возмездия, хотя намереваясь взмыть вверх, как бескомпромиссный борец с воровством, которое безмерно ослабляло Францию, этот борец сам в итоге и оказался вором, и каким еще вором!
* * *
На этом, как я полагаю, в изложении грандиозной аферы Александра Стависского, буквально сотрясшей некогда всю Францию, можно поставить точку, а вернее всего — многоточие.
И совсем уже последние наблюдения, посылаемые, можно сказать, вдогонку.
Отправляясь в свое последнее путешествие — в Шамони, Стависский упорно и неотступно надеялся, что многократно облагодетельствованные им высочайшие чины Третьей республики вот-вот протянут ему руку помощи. Но напрасно он рассчитывал на благодарность своих клиентов — от него отвернулись буквально все те, которых он совсем еще недавно осыпал дождем из чеков.
Да, и последняя деталь, очень даже немаловажная.
Когда парижский адвокат намекнул Стависскому, что тот должен непременно бежать, ибо ему грозит 20 лет каторги, Саша тут же вытащил свою банковскую книжку — и на корешках, оставшихся от оторванных чеков, вписал все имена своих высокопаставленных клиентов, отдав это сокровище на сохранение адвокату. Александр полагал, что эта мера защитит его.
Не помогло, увы. Как только он покинул кабинет адвоката, тот бросил эту банковскую книжку в огонь своего роскошного камина. Адвокат видно решил, что с уничтожением корешков Стависский уже становится не опасен. Но зачем это нужно было адвокату, он ведь должен был защищать интересы своего клиента?!
А действовал адвокат, как я узнал, не по своей воле, а по указанию лиц вышестоящих.
* * *
Скандал вокруг Александра Стависского к тому времени просто гигантски разросся, превратясь, по сути, в главную и единственную новость Третьей республики. В таких условиях подать руку помощи «красавчику Саше» означало бы для членов правительства и депутатов полнейшую катастрофу и откровенный позор. Означало, что они будут замараны еще больше, ибо, помогая Стависскому выпутаться, власти решительно и определенно подтвердили бы, что они все последнее время находились на содержании у знаменитого афериста.
Для них логичнее, проще, безопаснее было убить его, чем вытаскивать из беды. Проще убить и тем спасти свои пошатнувшиеся репутации, ведь тогда он уж точно станет нем как рыба и не сможет сболтнуть лишнего.
А ежели все-таки Александр Стависский сам выстрелил себе в правый висок, как безапелляционно гласила официальная версия, то это было по-настоящему выгодно, в первую очередь, опять-таки тем, кто на тот момент заправлял в Третьей республике. Членам правительства и многим депутатам, судя по всему, казалось, что смерть Саши спасет их, удержит на плаву, у вершин власти — ан, нет: не спасла, не удержала — позор покрыл их всех.
Более того, именно исчезновение и гибель Стависского, собственно говоря, и привели к падению правительства радикалов.
Приложение
Письма Жана Кьяппа
В августе месяце 1964-го почта доставила мне письмо от человека, о котором я много знал, но никогда не был знаком лично.
Мне написал сам… Жан Кьяпп, бывший префект Парижа. Приведу полностью этот уникальный документ.
