Я ответил на его приветствие на двух языках: «Salve» и «Háils», а затем протянул ему документ с королевскими печатями. Старик вышел ко мне на порог и оказался на свету. Он, казалось, узнал меня, потому что произнес дружелюбно:
— Сайон Торн, ну конечно. Король Теодорих уже предупредил о твоем приезде, меня известили о твоем приближении еще час назад. Позволь представиться. На латыни мое имя звучит Мейрус Терраниус, на греческом — Мейрус Терастиос.
Я в ответ выпалил на старом наречии:
— Ist jus Iudaíus, niu?
— Ik im, да. Ты питаешь отвращение к иудеям?
Я поспешил заверить его:
— Ni allis. Nequaquam[23]. Однако… ну, просто довольно-таки необычно обнаружить, что старейшиной в одном из городов Римской империи считают иудея.
— Необычно, да, согласен. Возможно, даже недостойно, как сказали бы khittim.
— Khittim? А кто это?
— Римляне, так их зовут на моем языке. Бьюсь об заклад, маршал, ты уже слышал, что меня называют и по-другому.
— Хм… да, слышал. Но я не стал бы ни к кому обращаться «Грязный». Полагаю, что это не слишком благозвучное прозвище. И довольно обидное.
Он хихикнул:
— Какие обиды? Зато сразу ясно, чем я торгую.
— Ты торгуешь грязью?
— А разве ты сам не чувствуешь этот запах? Ведь мой склад битком набит грязью.
— Но… кому ты ее продаешь? Что за ерунда! Разве людям не хватает собственной грязи?
— Моя грязь, как ты заметил, весьма зловонная.
— Тем более странно ее покупать.
— Акх, маршал, ты не обладаешь воображением, у всего в мире есть своя ценность. И у грязи в том числе.
— Откровенно говоря, я никак не возьму в толк, о чем ты говоришь.
— В каждом деле нужна фантазия, молодой человек! Большинство торговцев продают просто товар. Они всего лишь заурядные торгаши. Я же имею дело с иллюзиями. Видишь ли, я не всегда был торговцем. В юности я много странствовал, и мне приходилось выступать в роли то поэта, то менестреля, то рассказчика, а в тяжелые времена я даже был khazzen, авгуром, предсказателем. Но эти занятия приносят мало дохода; я становился старше, искал место, где можно осесть. И вот в один прекрасный день, это было давным-давно, я оказался здесь, в устье Данувия, и посмотрел по сторонам. Я увидел, что множество людей богатеют на продаже мехов, рыбы, пера. Проблема была в том, что все эти занятия уже были распределены. В этих болотах не осталось ничего, что можно было бы продавать, кроме самого болота.
Он замолчал, бросил на меня лукавый взгляд, и я догадался:
— Ты имеешь в виду грязь.
— Да! Я решил продавать необычайно зловонную грязь из этой дельты. Простые торговцы презрительно фыркали. Но я… у меня есть воображение. Еще, не забывай, у меня есть опыт авгура, и в те дни, когда я был авгуром, я понял, насколько легковерны люди. Поэтому я купил небольшие котелки и наполнил их этой грязью, а затем стал продавать ее в качестве припарки для больных суставов или морщинистой кожи. И люди покупают ее — тщеславные стареющие женщины и мучающиеся болями старики, — утверждая при этом, что наиболее действенное лекарство всегда самое непривлекательное. Я даже осмелился дать этой отвратительной грязи и отвратительное название — saprós pélethos[24], тухлые отбросы — и установить на нее самую непомерную цену. Отталкивающее название и скандальная цена обеспечили моему товару просто невероятный успех. В течение долгих лет я продавал это отвратительное дерьмо богатым khittim как в Риме, так и в Равенне, богатым yevanim в далеких Афинах и Константинополе, а заодно и богатым мужчинам и женщинам всех народностей, живущим между этими городами. Saprós pélethos сделала меня таким же богатым, как и они. Акх, говорю тебе, фантазия способна творить настоящие чудеса!
— Ну что же, я очень рад за тебя. Ты и впрямь обогатился.
— Thags izvis. Разумеется, после того как я однажды задействовал свое воображение, мне больше не пришлось напрягаться. Продажа грязи не требует ни большого внимания, ни особых усилий. Мне не надо постоянно тревожиться, как другим торговцам, которые порой впадают в отчаяние. Вот почему у меня есть свободное время, чтобы заниматься делами граждан и всей провинции. Время от времени я выступаю как старейшина, если это требуется, и частенько оказываю любезности достойным людям вроде высокородного Теодориха. И его маршала. Позволь мне, сайон Торн, подарить тебе горшочек моей чудесной грязи. Ты еще молод, чтобы мучиться ревматизмом, но, может, у тебя есть подруга, которую беспокоят морщины на лице?
— Моя подруга еще не стара, thags izvis. К тому же я в ближайшее время собираюсь отправиться на болота. Если мне понадобится, я могу и сам раздобыть грязь.
— Конечно, конечно. А теперь скажи, чем я могу помочь тебе, маршал? Посланник Теодориха представил тебя как странствующего историка и просил оказывать тебе всевозможное содействие. Неужели ты ищешь историю на этих болотах?
— А где еще ее можно отыскать, — сказал я. — Я знаю, что именно там поселились древние готы, прежде чем их выгнали на запад гунны. Мне также известно, что когда они здесь жили, то занимались не только мирными занятиями — рыбной ловлей, охотой и торговлей, готы были также воинами и совершали по морю набеги на города, от Трапезунда до Афин.
— Не совсем так, — заметил Мейрус, подняв палец. — Готы всегда были либо пешими воинами, либо сражались верхом. В любом случае они были сухопутными воинами. На море сражались киммерийцы — так их именовали в древности. Мы же этот народ называем аланами, они также заселяли побережье Черного моря. Готы принуждали аланов перевозить своих воинов во время подобных набегов — точно так же, как и ты нанял лодку, которая доставила тебя сюда. Аланы делали морские суда, а готы сражались и грабили.
— Я учту это, — сказал я.
Мейрус продолжил:
— Те готы-мореплаватели были знамениты — или печально известны — краткостью и жестокостью посланий, которые они всегда посылали перед тем, как напасть на следующий город. Каким бы языком они ни пользовались, послание их всегда состояло из трех слов. Tributum aut bellum. Gilstr aiththau baga. Дань или война.
— Но этому пришел конец — разве не так? — когда готы со временем заключили союз с римлянами, научились жить в мире и начали перенимать римскую культуру и обычаи…
— Да, тогда готы наслаждались золотой порой — повсюду царили мир и изобилие, целых пятьдесят лет. Пока не пришли гунны, которыми командовал Баламбер. — Мейрус печально покачал головой. — Раньше римляне отзывались о готах следующим образом: «Бог послал их нам в наказание за наши преступления». Теперь настала очередь готов говорить о гуннах то же самое.
