— И что она тебе еще сказала? — Андреа вложил в вопрос весь имеющийся сарказм.
— Надо взять парусов с корабля. И оставить там все тяжелое. Еды много нам не надо.
— Это почему же нам не надо еды? — удивился Андреа.
— На скалы поднимется только половина. До цели дойдут только трое.
— Это тоже сельва сказала? — спросил Андреа, но, глянув на Манко, почувствовал, что шутка не удалась. На какое-то мгновение Андреа показалось, что ацтек говорит правду.
— Здесь должны быть люди. Здесь жили майя, они нам близки. Я вернусь.
Манко стремительно направился в сторону зарослей и исчез там в мгновение ока.
Андреа, понимая, что в любом случае достичь цели можно будет, только полностью доверяя индейцу, решил послушать его совета. На берегу закипела работа. С фрегата было доставлено все необходимое, чтобы соорудить три добротных плота с небольшими прямыми парусами, подходящими для речной навигации. Плоты строили из красного мангрового дерева, в изобилии растущего на берегу. На окончательную подготовку ушло три дня. Именно на третий день в лагере снова появился индеец. Как ни в чем не бывало он уселся на корточки у костра и, щурясь на огонь, произнес:
— Завтра утром отправляемся.
— Ты встретился с людьми, которые здесь живут? — поинтересовался Андреа.
Ответ был типичным для Манко и крайне лаконичным: «Да». Андреа не стал расспрашивать, зная, что от индейца больше ничего не добьешься. Манко не стал задерживаться у костра, осмотрелся и направился к ближайшей сосне. Он тщательно срезал кору и начал отрезать длинные полоски древесины. Нарезав достаточное количество, он связал их в плотную фашину[56] куском лыка, валявшегося неподалеку.
Травалини с Андреа внимательно наблюдали за действиями индейца.
— Интересно… — пробормотал врач и, терзаемый любопытством, направился к нему.
— Скажи, уважаемый, зачем тебе древесина здешней сосны? Может, это какое-то лекарство?
— Надо.
Потом Манко подошел к плотам, которые еще не были спущены на воду и лежали на песке, и тщательно их изучил. Видимо, его все удовлетворило, и Манко устроился на одном из них — лег, подложил свою сумку под голову и немедленно заснул.
Утренний бриз дул с востока, пытался загнать реку обратно в русло и не дать мутным струям разрезать синеву моря серо-бурыми полосами. Этот же ветер разорвал робкий туман над рекой и словно пригласил в дорогу. Андреа — его разбудил индеец легким прикосновением к плечу — проснулся моментально и отдал команду отправляться в путь. Прямые паруса легко взяли ветер, и плоты неспешно, но уверенно двинулись вверх по течению. Индеец устроился на передней кромке первого плота, на котором находились капитан, врач и Дэниз Мартин, угрюмый блондин из Йорка, в качестве рулевого. Путешествие под парусом было до того однообразное и скучное, что Андреа даже стало клонить в сон. Черная вода реки казалась мертвой, из плотных зарослей, обрамляющих реку, ни разу не появилось ни одно живое существо. Когда подкрались сумерки, Манко сказал, что нужно развести огонь и поставить вахту.
— Что нам может грозить здесь, на реке? — Травалини чувствовал себя как на прогулке и даже ухитрился устроить себе на плоту нечто наподобие кресла.
— Угроза не будет прыгать перед носом или предупреждать. Она даже угрожать не будет. Придет и уведет, — мрачно ответил ацтек.
На песок, заранее насыпанный на корме, индеец положил несколько тех самых сосновых щепок и стал высекать огонь. Над кучкой сразу поднялся ароматный дымок, а потом и пламя. Костер разгорелся очень быстро, но ацтек отбросил самую большую щепку и закрепил ее на мачте, так чтобы дым от нее распространялся по всему плоту.
— Москиты боятся, — снизошел он до объяснения.
Травалини, невзирая на сумрак, стал что-то записывать свою книжицу.
— Вот что значит дитя природы, — пробурчал он себе под нос.
Разведенный огонь немедленно сгустил мрак вокруг плота. Ветер к ночи практически стих, и было решено стать на короткий якорь посреди реки. Плоты подогнали друг к другу, прочно скрепили веревками и стали готовиться к ночлегу. Перекусив солониной, на огне вскипятили воды и, заварив ароматное какао, расселись, где кто смог устроиться. Несмотря на усталость, сон не приходил, и через несколько минут, раскурив трубки, так что над ночной рекой повисла легкая дымная пелена, путешественники завели тихий разговор ни о чем. Один Манко молчал, завернувшись в свое одеяло и неподвижно глядя в черноту реки и окружающего пространства.
Сайлес Руут сидел на краю последнего плота и боролся со сном. Он был единственный, кому спать нельзя — была его вахта. Чтобы хоть как-то разогнать пелену с глаз, он наклонился над еле различимой поверхностью реки и зачерпнул пригоршню воды. Легкое умывание помогло, но не очень. Второй раз освежиться не удалось. Громада речного чудовища, многометрового каймана, метнулась из воды и намертво, как клещами палача-инквизитора, ухватила руку Сайлеса. Дикий вопль разорвал ночной покой над рекой. Руут не успел ни ухватиться за что-нибудь, ни выхватить нож, а крокодил уже сдернул его с плота и начал страшный танец — вращать еще кричащую от страха и боли жертву, стараясь переломить ей хребет. Сайлес не переставал орать и пытался вырваться из смертельной хватки челюстей. Первым выхватил пистолет Питер Казинс, друг Сайлеса, который спал неподалеку. Грохнул выстрел. Пуля с гадким свистом отскочила от рогового нароста на спине каймана, и тот ринулся в темные воды реки, увлекая за собой жертву. Мгновенно настала тишина, только растревоженная вода плеснула несколько раз о бревна. И все.
— Черный кайман. Ими кишит река, — без каких-либо эмоций произнес индеец.
— Что же ты молчал? — возмутился Травалини.
— А разве не видно? — Манко вытащил из костра ветку и поднял надо головой так, чтобы свет упал на реку. Сотни красных точек — отражений света от крокодильих глаз — расцветили чернь воды.
— Никому не приближаться к краю. — Андреа взял себя в руки и смог отдать команду спокойно. — Кто следующий заступает на вахту?
Ночной кошмар, словно ключ, открывший некие ворота в сознании, поверг всех в тревожный сон.
Андреа проснулся от тягучего ощущения холода. Но не физического, а внутреннего. Словно кто-то скользкий и ледяной пытался забраться ему в душу. Юноша медленно открыл глаза. Уже светало, и над рекой лежал неровный туман. На передней кромке плота как изваяние сидел индеец. Он, казалось, не шелохнулся с вечера, завернувшись в свое одеяло. Заметив, что капитан не спит, Манко приложил палец к губам и потом показал в сторону берега, почти не видного сквозь белые клубы тумана. Андреа повернул голову, но вначале не увидел ничего необычного. Перенеся взгляд с берега на туман, он обомлел. Это был не просто утренний туман. Человекообразные призраки висели над водой. Они словно обступили плоты. Жуткий ужас, нечеловеческий, необъяснимый, стал заползать в грудь Андреа. Чем сильнее ужас охватывал его, тем плотнее сжимался смертельный круг хоровода призраков. И Андреа сделал то, что считал нужным. Годы жизни в монастыре, хоть и далекие, научили его смирять себя и контролировать чувства. Он перекрестился и заорал во всю мощь легких: «Изыди, дьявол!» Он прокричал это, уже не чувствуя ни страха, ни смятения, а только ненависть к силам потустороннего мира. С воем призраки ринулись в небо и растаяли. Впрочем, может, это не они выли, а просто кричали моряки, внезапно разбуженные капитаном.
