св.Лазаря, и подал Вильфору), пока возьмите этот крест.
– Ваше величество ошибаетесь, – сказал Вильфор, – этот крест офицерский.
– Неважно, возьмите его; у меня нет времени потребовать другой. Блакас, позаботьтесь о том, чтобы господину де Вильфор была выдана грамота.
На глазах Вильфора блеснули слезы горделивой радости; он принял крест и поцеловал его.
– Какие еще приказания угодно вашему величеству дать мне? – спросил Вильфор.
– Отдохните, а потом не забывайте, что если в Париже вы не в силах служить мне, то в Марселе вы можете оказать мне большие услуги.
– Ваше величество, – отвечал Вильфор, кланяясь, – через час я покину Париж.
– Ступайте, – сказал король, – и если бы я вас забыл (у королей короткая память), то не бойтесь напомнить о себе... Барон, прикажите позвать ко мне военного министра. Блакас, останьтесь.
– Да, сударь, – сказал министр полиции Вильфору, выходя из Тюильри. – Вы не ошиблись дверью, и карьера ваша обеспечена.
– Надолго ли? – прошептал Вильфор, раскланиваясь с министром, карьера которого была кончена, и стал искать глазами карету.
По набережной проезжал фиакр, Вильфор подозвал его, фиакр подъехал; Вильфор сказал адрес, бросился в карету и предался честолюбивым мечтам. Через десять минут он уже был у себя, велел подать лошадей через два часа и спросил завтрак.
Он уже садился за стол, когда чья-то уверенная и сильная рука дернула звонок. Слуга пошел отворять, и Вильфор услышал голос, называвший его имя.
«Кто может знать, что я в Париже?» – подумал помощник королевского прокурора.
Слуга воротился.
– Что там такое? – спросил Вильфор. – Кто звонил? Кто меня спрашивает?
– Незнакомый господин и не хочет сказать своего имени.
– Как? Не хочет сказать своего имени? А что ему нужно от меня?
– Он хочет переговорить с вами.
– Со мной?
– Да.
– Он назвал меня по имени?
– Да.
– А каков он собой?
– Да человек лет пятидесяти.
– Маленький? Высокий?
– С вас ростом.
– Брюнет или блондин?
– Брюнет, темный брюнет; черные волосы, черные глаза, черные брови.
– А одет? – с живостью спросил Вильфор. – Как он одет?
– В синем сюртуке, застегнутом доверху, с лентой Почетного легиона.
– Это он! – прошептал Вильфор бледнея.
– Черт возьми! – сказал, появляясь в дверях, человек, приметы которого мы описывали уже дважды. – Сколько церемоний! Или в Марселе сыновья имеют обыкновение заставлять отцов дожидаться в передней?
– Отец! – вскричал Вильфор. – Так я не ошибся... Я так и думал, что это вы...
– А если ты думал, что это я, – продолжал гость, ставя в угол палку и кладя шляпу на стул, – то позволь тебе сказать, милый Жерар, что с твоей стороны не очень-то любезно заставлять меня дожидаться.
– Идите, Жермен, – сказал Вильфор.
Слуга удалился с выражением явного удивления.
XII. ОТЕЦ И СЫН
Господин Нуартье, – ибо это действительно был он, – следил глазами за слугою, пока дверь не закрылась за ним; потом, опасаясь, вероятно, чтобы слуга не стал подслушивать из передней, он снова приотворил дверь: предосторожность оказалась не лишней, и проворство, с которым Жермен ретировался, не оставляло сомнений, что и он не чужд пороку, погубившему наших праотцев. Тогда г-н Нуартье собственноручно затворил дверь из передней, потом запер на задвижку дверь в спальню и, наконец, подал руку Вильфору, глядевшему на него с изумлением.
– Знаешь, Жерар, – сказал он сыну с улыбкой, истинный смысл которой трудно было определить, – нельзя сказать, чтобы ты был в восторге от встречи со мной.
– Что вы, отец, я чрезвычайно рад; но я, признаться, так мало рассчитывал на ваше посещение, что оно меня несколько озадачило.
– Но, мой друг, – продолжал г-н Нуартье, садясь в кресло, – я мог бы сказать вам то же самое. Как? Вы мне пишете, что ваша помолвка назначена в Марселе на двадцать восьмое февраля, а третьего марта вы в Париже?
– Да, я здесь, – сказал Жерар, придвигаясь к г-ну Нуартье, – но вы на меня не сетуйте; я приехал сюда ради вас, и мой приезд спасет вас, быть может.
– Вот как! – отвечал г-н Нуартье, небрежно развалившись в кресле. – Расскажите же мне, господин прокурор, в чем дело; это очень любопытно.
– Вы слыхали о некоем бонапартистском клубе на улице Сен-Жак?
– В номере пятьдесят третьем? Да; я его вице-президент.
– Отец, ваше хладнокровие меня ужасает.
– Что ты хочешь, милый? Человек, который был приговорен к смерти монтаньярами, бежал из Парижа в возе сена, прятался в бордоских равнинах от ищеек Робеспьера, успел привыкнуть ко многому. Итак, продолжай. Что же случилось в этом клубе на улице Сен-Жак?
– Случилось то, что туда пригласили генерала Кенель и что генерал Кенель, выйдя из дому в девять часов вечера, через двое суток был найден в Сене.
– И кто вам рассказал об этом занятном случае?
– Сам король.
– Ну, а я, – сказал Нуартье, – в ответ на ваш рассказ сообщу вам новость.
– Мне кажется, что я уже знаю ее.
– Так вы знаете о высадке его величества императора?
– Молчите, отец, умоляю вас; во-первых, ради вас самих, а потом и ради меня. Да, я знал эту новость, и знал даже раньше, чем вы, потому что я три дня скакал из Марселя в Париж и рвал на себе волосы, что не могу перебросить через двести лье ту мысль, которая жжет мне мозг.
– Три дня? Вы с ума сошли? Три дня тому назад император еще не высаживался.
– Да, но я уже знал о
