— Друг мой! — проговорила она, протягивая Фернану руку г — Благодарю вас за ваше великодушие. Я люблю вас, Фернан, и люблю так же сильно и страстно, как бы вас любила женщина настолько добродетельная, насколько я порочна, а именно потому я и решилась расстаться с вами. Идите, друг мой, возвращайтесь в ваш дом, к вашей жене и к вашему сыну. Увы! я, быть может, лишила вас привязанности вашей жены. Прощайте, забудьте обо мне и не — презирайте. Если бы вы могли знать…
— Я ничего не хочу знать! — отвечал Фернан решительно, я хочу знать только одно: любите ли вы меня?
— О, да, отвечала она голосом искренности и отчаяния.
— Я в этом уверен и поэтому никогда не решусь покинуть вас. Завтра вы отошлете этому человеку все, что вы получили от него: карету, лошадей, бриллианты, банковые билеты и даже купчую крепость на дом, за который ему тотчас же будет заплачено. Через неделю я его убью, — прибавил он, нахмурившись.
— Друг мой, — проговорила Тюркуаза, устремив на него глаза, полные слез, — вы не подумали о том, что, живя с вами, я все-таки останусь тем, кто я и теперь.
Фернан вздрогнул.
— Останусь содержанкой, т. е. рабой, животным, вещью своего хозяина.
— Вы дороги мне, в моих глазах вы никогда не будете…
— Я буду ею в глазах света и, наконец, в своих собственных глазах, а этого довольно. Вы женаты и на мне жениться не можете, а потому прощайте, прощайте навеки!
Фернан бросился на колени и стал рыдать, как ребенок.
— Итак, — прошептала Тюркуаза, — вы не хотите расстаться со мной?
— Нет, с жизнью скорей расстанусь!
— В таком случае, если вы согласитесь исполнить некоторые условия… быть может, я соглашусь.
— О, говорите скорей! Я на все согласен.
— Друг мой! Прежде чем я упала в пропасть, в которой я нахожусь до сих пор, я была честной женщиной. В шестнадцать лет меня насильно выдали за дряхлого старика, который и был причиной моего нравственного падения. Он промотал все мое приданое, так что я убежала от него, я успела унести лишь десять тысяч франков — печальные остатки после кораблекрушения. Сумма эта, увеличенная процентами еще на две тысячи, у меня до сих пор в целости.
— Так что же?
— То, что я, умея вышивать по канве, могу зарабатывать по три франка в день, то есть тысячу франков в год. Это составит с процентами от капитала тысячу пятьсот франков. И как я буду счастлива, владея при этом любовью моего милого Фернана!
— Ах, — воскликнул Фернан, — я никогда не допущу, чтобы вы, моя милая, так бедно жили!
— Вы должны повиноваться мне, делать все, что захочет Женни!
— Хорошо, — отвечал влюбленный. — Что же мне еще делать?
— Отправиться домой, на улицу Исли.
Фернан вздрогнул, вспомнив про несчастную Эрмину, которая, вероятно, уже оплакивала его как умершего.
— Ты придешь ко мне завтра.
— Но… — хотел было возразить Фернан.
— Без всяких «но». Я так хочу! — сказала она повелительно и затем улыбнулась.
Влюбленный не осмелился возражать и поэтому тотчас же удалился.
— Наконец-то, — проговорила Тюркуаза. — Ну, теперь он положительно в моих руках и завтра же откроет для меня свою казну… О, мужчины, как их легко дурачить!
Читателю следует припомнить, что г-жа Роше, увидев незнакомца, приведшего лошадь ее мужа, покрытую пеной, пренебрегла всеми приличиями и поехала к графу де Шато-Мальи, в котором она видела вернейшего друга.
Сэр Артур известил графа заранее о скором посещении Эрмины, так как он уже знал, что лошадь Фернана отведена домой.
В прихожей графа раздался звонок, и затем в комнату вошел лакей с докладом:
— Неизвестная дама желает говорить с вами.
— Проси ее сюда.
Дама, покрытая вуалью, вошла.
Граф притворился, что не угадывает, кто бы могла быть эта дама, и лицо его выражало глубокое удивление.
Но когда лакей ушел и Эрмина подняла вуаль, де Шато-Мальи воскликнул:
— Это вы? Вы здесь? Вы? Ах, извините меня, что я принимаю вас так… и в этой комнате… но я никак не мог думать.
— Граф, — сказала Эрмина, садясь на стул, — я приехала к вам как к другу.
— О! От души благодарю вас. Но, боже мой, что же такое случилось?
— Он уехал, . — сказала Эрмина прерывающимся голосом.
— Уехал! — воскликнул граф.
— Да, вчера, в восемь часов. Он возвратился к этой женщине.
Граф де Шато-Мальи счел нужным вскрикнуть от удивления и негодования.
— Но это невозможно. Уехал, вероятно, не он, а она. Она должна быть сегодня на дороге в Италию.
— Но в таком случае, — испуганно вскрикнула Эрмина, — и он уехал с ней!
Придя в себя, Эрмина подробно рассказала графу о том, как привели домой лошадь, которую Фернан отослал с комиссионером.
— Я поклялся быть вашим другом и возвратить вам мужа, — с жаром проговорил граф, — и я сдержу обещание. Если он уехал из Парижа с этой женщиной, я поеду за ним и заставлю его возвратиться.
Эрмина смотрела на него взглядом, выражающим беспредельную преданность и доверие.
— Вы подождете меня здесь час или два, пока я возвращусь. Я немедленно должен узнать всю истину.
— Хорошо, — сказала Эрмина, озаренная надеждою. Граф позвонил.
— Опустите вуаль, — проговорил он быстро. Эрмина повиновалась.
— Жан, — обратился де Шато-Мальи к вошедшему лакею, — не принимать никого! Вели закладывать, скорей!
Лакей ушел, а граф отправился в гардеробную — переодеться.
Эрмина, оставшись одна, закрыла лицо руками и горько заплакала.
Граф был в соседней комнате и, услышав раздирающие душу рыдания, был тронут ими, но лишь на минуту.
Он вышел из гардеробной, одетый в утренний костюм, в котором заметна была некоторая небрежность.
— Я не побегу, а полечу, — сказал он, целуя еще раз у Эрмины руку. — Я возвращусь через час.
Граф ушел. Эрмина поняла свое положение и перестала плакать. Она находилась у мужчины. Этот мужчина — не отец ее, не муж, не брат и даже не родственник. Этот мужчина, которого она за неделю перед этим еще не знала, уже был так крепко связан с ее судьбой, что она находилась у него на квартире одна. Тогда только Эрмина вздрогнула и хотела бежать.
Без сомнения, она считала графа честным дворянином, но Эрмина была женщиной и догадалась, что он любит ее. Она забыла на время, зачем приехала и для чего он оставил ее одну, ей захотелось поспешно уйти: она стала бояться, но если бы она ушла, увидела ли бы она когда-нибудь Фернана? Эта мысль вынудила ее остаться.
Прошел час, в продолжение которого Эрмина, со свойственным всем женщинам любопытством, рассматривала обстановку комнаты, а также и мелкие вещи, лежавшие на столе.
Вдруг она услышала стук подъезжающей к воротам кареты и задрожала, подумав, что это должен быть граф де Шато-Мальи, который скажет: «Он уехал».
